Убийство в доме викария - Агата Кристи

Суд над Лоуренсом Реддингом и Анной Протеро – достояниегласности. Я не намерен повторять отчеты прессы. Замечу только, что большиепочести выпали на долю инспектора Слака, благодаря служебному рвению и умукоторого преступники были переданы в руки правосудия. Естественно, об участиимисс Марпл нигде не упомянуто. Да она сама пришла бы в ужас при одной мысли обэтом.

Летиция зашла ко мне перед самым судом. Она вплыла в дверьмоего кабинета, как всегда похожая на бесплотную тень. Она сказала, что ссамого начала была уверена в виновности мачехи. Под предлогом поисков желтогоберетика она хотела обыскать кабинет получше – надеялась, что ей удастсяобнаружить что-нибудь, укрывшееся от глаз полиции.

– Знаете, – протянула она своим отрешеннымголоском, – они же не могли ее так ненавидеть, как я. А ненависть оченьпомогает.

Она ничего не нашла, но зато подбросила под стол сережкуАнны.

– Раз я знала, что она убийца, то какая разница. А в том,что убила она, у меня сомнений не было.

Я незаметно вздохнул. Летиция никогда не научится пониматьнекоторые вещи. В каком-то отношении она поражена моральным дальтонизмом.

– Какие у вас планы, Летиция? – спросил я.

– Когда все будет позади, я уеду за границу. – Онапомолчала и добавила: – Я еду за границу со своей матерью.

Я взглянул на нее, не веря своим ушам.

Она кивнула.

– Неужели вы не догадывались? Миссис Лестрэндж – моя мать.Она при смерти, знаете? Она хотела со мной повидаться и приехала сюда подвымышленным именем. Ей помогал доктор Хэйдок. Он очень старый друг, когда-тобыл в нее по уши влюблен – видно невооруженным глазом! Он к ней неравнодушен.Мужчины всегда сходили с ума по маме, я знаю. Она и сейчас ужаснопривлекательна. Во всяком случае, доктор Хэйдок ею очарован и во всем помогалей. Свое настоящее имя она скрыла – люди обо всем болтают и сплетничают,противно! Она тогда пошла к отцу, сказала, что умирает и очень хочет меняповидать. А отец вел себя как скотина. Сказал, что она потеряла всеродительские права и что я думаю, будто она умерла. Как бы не так, меня непроведешь! Такие, как отец, никогда дальше своего носа не видят!

Но мама сдаваться не собиралась, она у меня с характером.Она просто считала, что приличнее обратиться сперва к отцу, а когда он ей такнагрубил, послала мне записочку, мы договорились, что я уйду с тенниса пораньшеи встречусь с ней в конце тропинки в четверть седьмого. Мы просто встретилисьна минутку и условились, когда встретимся снова. Расстались до половиныседьмого. А потом я была в кошмарном состоянии – боялась, что ее обвинят вубийстве отца. Уж у нее-то была причина его ненавидеть. Поэтому я и добраласьдо ее портрета – там, на чердаке – и изрезала его. Полиция могла разнюхать пропортрет и узнать ее – вот чего я боялась. И доктор Хэйдок тоже перетрусил. Мнедаже казалось, что он иногда всерьез думает, что она и есть убийца! Мама такаяотчаянная. Она не думает о последствиях.

Она на минуту замолчала.

– Вот что странно... Мы с ней действительно родные. А отецмне был как неродной. Но мама... ладно, я еду с ней за границу, это решено. Ябуду рядом с ней до... до конца.

Она встала, и я взял ее руку в свои.

– Да благословит Господь вас обеих, – сказал я. –Я уверен, что в один прекрасный день вас ждет большое счастье, Летиция.

– Пора бы, – сказала она, пытаясь засмеяться. – Досих пор оно меня не очень-то баловало, а? Да ну, в конце концов, это неважно.Прощайте, мистер Клемент. Вы всегда ко мне хорошо относились, вы ужасно добрый,и Гризельда тоже.

Гризельда!

Пришлось рассказать ей начистоту, как ужасно огорчило меняанонимное письмо; сначала она рассмеялась, а потом с самым серьезным видом меняотчитала.

– Тем более, – сказала она в заключение, – что ясобираюсь в будущем стать скромной и богобоязненной – в точности как отцыпилигримы[39].

Я никак не мог представить себе Гризельду в роли отцапилигрима.

Она продолжала:

– Понимаешь, Лен, в мою жизнь скоро войдет что-то новое, и ястану более спокойной, уравновешенной. В твою жизнь оно тоже войдет, толькотебе оно принесет радость, молодость, во всяком случае, я на это надеюсь! И тыне будешь то и дело называть меня «дорогое дитя», когда у нас будет настоящийребенок, мой и твой. Знаешь, Лен, я решила, что пора мне стать настоящей «женойи матерью» (как пишется в книгах), и домашним хозяйством тоже займусь всерьез.Я уже купила три книжки: две – «Домоводство» и одну – «Материнская любовь», иесли уж это не сделает меня идеальной, я не знаю, что еще для этого нужно!Книжки потешные, я смеялась до колик, нет, написаны они всерьез, ну ты сампонимаешь. Смешнее всего про воспитание молодого поколения.

– А ты случайно не купила книгу «Как надо обращаться смужем», признавайся? – спросил я с опаской и привлек ее к себе.

– Мне она ни к чему, – отвечала Гризельда. – Яобразцовая жена. Я люблю тебя всем сердцем. Что тебе еще нужно?

– Ничего, – сказал я.

– Ты не мог бы сказать, ну хоть один-единственный разок, чтобезумно меня любишь, а?

– Гризельда, – сказал я, – я тебя обожаю! Я тебябоготворю! Я люблю тебя безумно, безнадежно и страстно, да простит мне Бог!

Моя жена глубоко и удовлетворенно вздохнула.

Вдруг она выскользнула из моих объятий.

– Вот досада! Сюда идет мисс Марпл. Ни словечка ей, слышишь!Не хватало мне только, чтобы мне подсовывали подушки под спину и настаивали,чтобы я держала ноги повыше! Скажи, что я ушла играть в гольф. Это собьет ее соследа, и это чистая правда – я забыла там свой желтый свитер, а он мне нужен.

Мисс Марпл подошла к окну, смущенно остановилась поодаль испросила, может ли она видеть Гризельду.

– Гризельда, – сказал я, – ушла на поле длягольфа.

В глазах мисс Марпл вспыхнула тревога.

– О! Но, согласитесь, это крайне неосторожно в ее положении.

И она залилась самым милым, старомодным,стародевически-стыдливым румянцем, как и подобает настоящей леди.

Чтобы скрыть минутное замешательство, мы торопливозаговорили о деле Протеро, вспомнили «доктора Стоуна», который оказался вором имошенником, известным под многими именами и кличками. С мисс Крэм, кстати, былополностью снято обвинение в соучастии. Она после долгого запирательствапризналась в том, что отнесла чемодан в лес, но сделала это по доверчивости –доктор Стоун ее уверил, что опасается соперничающих с ним археологов – от нихвсего можно ожидать, даже открытого грабежа ради того, чтобы дискредитироватьего теорию. Судя по всему, девушка приняла эти россказни за чистую монету. Атеперь, как поговаривают в деревне, она отправилась на поиски какого-нибудьнеподдельного пожилого холостяка, которому нужна секретарша.