Дубль два - Олег Дмитриев

ритме, гораздо быстрее того, в котором стучало моё успокоившееся сердце. Когда ушла физиология, со значением бросив через плечо: «Если что — я рядом, только свистни. Ну, ты понимаешь, о чём я».

Лина говорила тихо, но слышно было хорошо. У воды и днём звуки разносятся лучше, а уж в кромешных темноте и безмолвии — тем более. Когда край неба над лесом напротив нас стал краснеть, розоветь и золотиться, мы трепались, как старые знакомые или даже друзья. Смеялись негромко над шутками друг друга, тут же вспоминая и рассказывая что-то своё. Да, так хорошо и легко мне давно не было. Прямых аналогий не находилось, но, пожалуй, подобного я вообще никогда не чувствовал.

— Тебя проводить? — спросил я, когда Солнце показало над деревьями верхний краешек своей короны. И, наверное, сам бы не смог себе честно сказать, какого ответа ждал больше.

— Неа, не надо. Тут тропка прямая и одна всего, не заблужусь. А ты бабушку напугаешь, а Машке станешь таким подарочным поводом меня изводить — подумать страшно, — она забавно зажмурилась.

— Не переживают они за тебя? Всю ночь где-то пробыла, — кажется, я просто не хотел её отпускать. Поэтому и блистал неоригинальными и несвоевременными вопросами.

— А они привыкли давно, что я, как с Машкой полаемся, могу дня два не приходить. Соседи, сеновал, да и до города на автобусе не так далеко. А от постоянных звонков с вопросами «ты где и когда будешь?» я их уже отучила. Да и телефон мой прямо посреди стола на кухне лежит. — Странная. Интересная. И не поймёшь сразу, чего больше.

— Ты если в деревне будешь — наш дом по левую руку второй будет, это от Хацуни если заезжать. Синий, с белыми наличниками. Я наличники сама красила в прошлом году! — смотреть без улыбки на неё, вскинувшую нос, было невозможно. Веснушки, которых не было заметно раньше, делали её чем-то похожей на Пеппи Длинныйчулок из детской книги. Про страшно одинокую девочку с кучей тревожных диагнозов. Эта же была какая-то близкая, тёплая, милая. «Родная» думать не хотелось, будто авторские права на это прилагательное пока были у другого человека. Но сроки уже подходили к концу.

Энджи с детским изумлением следила за тем, как из воды показывается серебристое полотно «телевизора», плещущее во все стороны брызгами и шевелящее десятками хвостов. И каждую выпадавшую назад в воду рыбку провожала разочарованным криком азартного рыбака. Я понял, что над водой рамку не подниму — полна коробочка — и подтянул добычу на берег по дну.

Мелких отпускали обратно сразу же. Брали только крупняк, но всё равно оказалось прилично. Со вторым «телевизором» история повторилась, и Лина только что не подпрыгивала, хлопая в ладоши, радуясь улову. Просто так хлопала, стоя на месте.

Даже без мелочи улов оказался завидным. Горбатые нарядно-полосатые окуни с яркими красными плавниками, уже золотящиеся без всякой обжарки караси, жирные, с мою ладонь, но помельче окушков. И полтора десятка скользких и неприметных, как подводные диверсанты, линей. Энджи сморщила носик, сказав, что этих не любит — они тиной пахнут. А вот когда удавалось у соседей разжиться окунями или карасями — бабушка так вкусно жарила их в печке, что пальчики оближешь! А красные плавники особенно вкусные, если хрустеть ими, пока ещё горячие. Тут у меня никаких возражений не возникло — так я и сам любил. На две длинных крепких ветки с соседней ивы нацеплял ей и тех, и других — и золотых, и полосатых. По нежаркому пока утреннему лесу точно донесёт. Ещё на двух толстых прутиках, продетых под жабры, устроилась и моя доля, побольше. И ольховых веток сразу наре́зал — возле плетня как-то не вспоминалось ни тёмных листьев, похожих на мелкие берёзовые, ни чёрных мелких сухих шишечек ольхи.

К западному берегу шли, со смехом вспоминая ночное знакомство, с которого прошло примерно полжизни, судя по ощущениям. И неполных восемь часов, если верить стрелкам на запястье. Лина забавно показала мою деревянную походку, с которой я отошёл от её одежды, и то, в какой позе, прикрывшись руками, она выходила из воды, думая лишь о том, как бы сбежать поскорее.

— Веришь, нет — едва прямо так, голяком, не маханула в лес! — она как-то необъяснимо сочетала простонародные обороты со вполне светскими. Филологическое образование давало о себе знать, но и происхождение никуда не девалось.

Над тремя битком набитыми ловушками пришлось поломать голову. Энджи наотрез отказалась брать «этих страшилищ, зелёных подводных пауков». А я на такие объёмы не рассчитывал. И такси сюда не вызвать, чтоб забросить всё в багажник. Поэтому мелкие живчики, щелкавшие клешнями и бившие хвостами, посыпались обратно, благодаря своего рачьего Бога. Крупных, тех, которым обратный билет жаба подписать отказалась наотрез, набралось где-то на полтора ведра. Логистика вырисовывалась такая: палка-коромысло, на неё с каждой стороны по раколовке и кукану. Донесу, куда я денусь. Всяко полегче, чем мешки-баулы-наволочки из Нивы домой переть.

Половина Солнца хитро поглядывала на нас над деревьями. Птицы начинали переговариваться громче, выясняя друг у друга — кто это тут нарисовался, возле их озера, за ночь? Над водой летали стрекозы: обычные, похожие на глазастые маленькие военные вертолёты в защитной раскраске, и редкие, голубоватые, с большими крыльями. Тёмно-синими, а не привычно-прозрачными. И это было явно приветом от Вселенной, тем самым знаком, после которого следующих можно уже не ждать. Потому что этот вид стрекоз, с синими крыльями, назывался, как мне когда-то давно сообщила Википедия, «красотка-девушка». Тогда, прочитав об этом, я удивился. Сейчас, вспомнив — тем более.

Прощаясь, Энджи встала на цыпочки, и чмокнула меня в щёку. Ближе к губам, чем к уху. Случайно, наверное.

— Ты, судя по ведру раков, в город за пивом рванёшь? Заезжай на обратном пути в гости. Хотя нет, давай лучше тут же встретимся вечером? Я так здорово у костра, кажется, тыщу лет не сидела, последний раз в школе ещё, когда папка живой был.

— Хорошо. В девять?

— Давай. На этот раз постараюсь не забыть купальник, — она улыбнулась и через несколько шагов уже скрылась за деревьями.

А я еще пару минут стоял, глядя ей вслед, улыбаясь, как дурак. Пока не удалось сфокусировать глаза на зависшей прямо передо мной стрекозе с большими тёмно-синими крыльями. Девушке-красотке.

Глава 20

Откуда не ждали

Глаза Алисы, смотревшие на меня, ввалившегося