Дубль два - Олег Дмитриев

по рукавам, кофта от того же самого производителя. Между ними, если глаза мне не врали — что-то кружевное. Логика уверенно сообщила, что именно кружевного должно было там находиться. Но соглашаться с ней было как-то страшновато, и я не спешил. На берегу Ведьминого озера, том самом, под которым, как поведал Хранитель, утопили одну любопытную гражданку, лежали комплект спортивной формы — одна штука, и кружевного белья — одна штука. Итого — две штуки. Жаль, но даже привычный рациональный подход не работал. Потому что вокруг был дремучий брянский лес, а этого озера даже на картах не было — я проверял. А лифчик с трусами — были. Вот тебе раз.

— Вы не будете возражать, если я выйду? Вода прохладная, — раздался женский голос за спиной. Тёмной ночью. Из озера. Ведьминого.

* Любэ — Покосы: https://music.yandex.ru/album/219832/track/2215128

** Юрий Антонов — У берёз и сосен: https://rutube.ru/video/b4c294532467638805499e066e905c33/

Глава 19

Вот так встреча

Первым желанием было подпрыгнуть на месте и, начав перебирать ногами ещё в воздухе, припустить в сторону леса. Вопя при этом что-то пронзительно-народное, тонко, по-бабьи. Чтоб начиналось, например, с «ай»! Или просто «а-а-а!», на одной высокой ноте. Мысли кружились в голове цветастым хороводом цыганской свадьбы, сменяя одна другую, сверкая чёрным глазом и блестя золотыми зубами.

Второй идеей было развернуться и швырнуть на звук голоса авоську раколовки, что так и осталась в правой руке. Третьей — просто убежать, без всякой звонкой демаскировки, притаиться за деревом потолще и отдышаться. Я, казалось, со внимательным интересом выслушал все предложения ошалевшего с перепугу разума и запросил у господина ведущего минуту на обдумывание.

Батя рассказывал как-то хохму. Бродил он с корзинкой по осеннему тихому лесу, спокойно и без суеты. Грибы собирать он очень любил и меня тоже приохотил. А ходил по пересечённой местности привычно-тренированным скупым и абсолютно беззвучным шагом — я так не умел. И тут из-за раскидистой ёлочки показалась старуха с корзиной.

— Грибочек-грибочек, где ты, отзовись! — вполголоса упрашивала она, подслеповато щурясь под ноги, опираясь на батожок в правой руке.

— Грибочек-грибочек, где ты? Отзовись! — фраза повторялась с разными интонациями, но регулярно.

— Я ту-та! — не выдержав, также негромко, чтоб не напугать, ответил отец, оставшийся незамеченным ею.

Бабка с места, волчьим скоком, сиганула метра на три от него, вцепившись обеими руками в ствол большой ёлки. Корзина и батожок разлетелись в разные стороны, как отделившиеся ступени ракеты. А из-под дерева понеслось народное творчество, причудливое и витиеватое, неожиданно сочетавшее в себе религию, анатомию и географию. На фоне Спасителя, Богородицы и святых угодников ярко полыхали первичные половые признаки и вился вологодскими кружевами маршрут, по которому что-то из перечисленного должно было срочно отправляться в оставшееся. Отнять старуху от дерева удалось лишь при помощи деда-мужа, что выскочил из лесу на чарующие звуки голоса милой.

— Эва как заворачивает, — ворчал он с плохо скрываемой гордостью, отцепляя пальцы вопящей бабки, впившиеся в еловую кору, слегка постукивая по ним ребром ладони.

Грибы свои батя им отдал тогда в качестве компенсации. Отдышались, посмеялись и разошлись. Сейчас я бы тоже отдал все грибы. И ягоды, пожалуй. Но была только раколовка, пустая и одна.

Сердце робко стукнуло в рёбра изнутри, напоминая о том, что время-то идёт, а решение так и не принято. И что адреналиновый краник лучше бы прикрутить — уж больно шибко хлещет. Судя по тому, что удар был первым с того времени, как я услышал голос за спиной — времени прошло совсем немного, просто подумалась вся эта мысленная круговерть очень быстро. Ну, или у меня вдруг развилась такая аритмия, что того и гляди помру.

Организм, не оборачиваясь, механически сделал два шага вперёд, стараясь, чтобы они не выглядели тем паническим подскоком, как у памятной бабки из истории про грибы.

— Разумеется, никаких возражений, прошу Вас. Извините, не хотел Вас напугать, — с тщательным спокойствием произнёс я, внутренне молясь, чтоб голос не дал петуха. Но повезло. За спиной раздался лёгкий плеск и, кажется, сдавленный смешок.

Я стоял лицом к деревьям, спиной к воде Ведьминого озера и неизвестной собеседнице, что выходила из неё. Сердце продолжало плясать танец в странном ритме. Что-то испанское, наверное — пара движений плавных, потом взрыв экспрессии, и снова как ни в чём не бывало: «тук, тук» в спокойном темпе.

За спиной, судя по звукам, полностью вышедшая из вод наяда наклонилась и подняла с травы полотенце. Его я не заметил — видимо, ближе к берегу лежало, и тёмное было. В какое время суток я и кроссовок-то не увидел бы, не наступи на него. Образное мышление щёлкнуло, выходя на проектную мощность, и выдало пару картинок, от которых пульс снова вернулся к латиноамериканскому ритму. Пытаясь успокоить разошедшуюся не на шутку фантазию, вспомнил внезапно для самого себя, что оптика — это раздел физики, как-то связанный со светом и условно объясняющий, как та или иная картинка или предмет снаружи головы превращается в изображение на хрусталике глаза. Которое, в свою очередь, передается на сетчатку. И уже оттуда — непосредственно в мозг. А голова, как все мы знаем с детства, есть предмет тёмный и изучению не поддающийся, чего бы там ни врали всякие мозговеды, коучи и прочие расстановщики с гипнотизёрами. Но, как часто, особенно со мной и особенно в последнее время, случалось, ирреальность окружающей действительности плевать хотела и на оптику, и на физику в целом.

За моей спиной закончило шуршать чужое полотенце. Лёгкий шелест травы дал понять без всякой оптики, что физический объект «голая женщина» успешно преодолел дистанцию в пару шагов и приблизился к куче барахла, на которую едва не наступил другой физический объект — я, сократив и без того небольшое расстояние между нами. Как ни прискорбно было осознавать, но, с появлением в уравнении первого поименованного объекта, второй, кажется, потерял все шансы считаться существом разумным, венцом творения и всем остальным, что могло бы выполнять когнитивную функцию. На смену физике вальяжно вышла физиология, покровительственно похлопав её, остолбеневшую, по плечу со словами: «Всё-всё-всё, давай, дальше я сама. Иди, поиграй где-нибудь в другом месте — тут взрослые дела».

— Неожиданная для этих краёв галантность, — прозвучало сзади. — Я была уверена, что Вы обернётесь раньше. Теперь можно.

Я осторожно развернулся, продолжая сжимать в руках проклятую раколовку. Переживания, что вывели меня