Ворота богини Иштар - Александр Васильевич Чернобровкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся мидийская армия дергается, как бы отрывая прилипшие к битуму подошвы, и начинает плавно течь в сторону врага. Звук при этом такой, будто стремительный сель прорвал преграду и потащил за собой вниз по горному склону мелкие камни и непонятно откуда взявшиеся там железяки, громко бряцающие. Ржание коней добавляло сюрреализма. Навстречу нам понеслись вражеские конные лучники, стреляя на скаку.
Подняв перед собой щит, немного наклоненный верхним краем назад, приказываю подчиненным:
— Делай, как я!
Сперва стрелы не долетали до нас. Слышно было, как попадали в людей и лошадей, скакавших впереди. Животные взбрыкивали, жалобно ржали. Всадники спешивались, успокаивали коней, пропуская вперед остальных. Для них сражение уже закончилось, полноценными победителями не станут, а может, шальная стрела сберегла им жизнь — кто знает⁈
Передние всадники быстрее поскакали вперед. Остальные последовали за ними, Сзади не было видно, куда и зачем. Просто неслись плотной массой. Предполагаю, что преследуем конных лучников. Наша фаланга перешла на бег, чтобы не отстать. Вдруг передние резко остановились, и задние налетели на них, сбившись плотнее. Испуганные жеребцы начали дергаться, кусать соседей. Судя по тому, что видел в просветы в передних рядах, крикам и звону оружия, начался бой на близкой дистанции с конницей и пехотой противника. Вскоре подтянулась наша фаланга и подключилась к сражению. Моя хазарабам практически стояла на месте, дожидаясь, когда придет наш черед. Давненько я не воевал в задних шеренгах, отвык от напряженного безделья, насыщенного глупыми мыслями и предположениями. Не одному мне было тяжко. Сыновья и другие воины посматривали на меня, ожидая приказ.
— Ждем! — крикнул я. — Скоро придет и наш черед!
Это случилось минут через двадцать. Передние ряды, набирая скорость, поскакали вслед за удирающими врагами. Вражеская пехота, сражавшаяся против нашей, еще держалась, поэтому справа открылось свободное пространство.
— За мной! — приказал я, поворачивая вправо на девяносто градусов.
Моя хазарабам оторвалась от плотной массы конницы правого фланга, оказалась в тылу у вражеской пехоты. Я проскакал еще немного вперед, после чего повернул коня еще раз и понесся на задние ряды копейщиков-дравидов. Кое-кто из них уже сообразил, что сражение проиграно и принял правильное решение, но большая часть еще напирала на наших.
Я ударил пикой в спину воину в волчьей шкуре мехом наружу. Если бы не малый рост, темная кожа и волосы, решил бы, что это викинг. Он как-то слишком быстро выронил копье и посунулся вперед, припав к стоявшему впереди соратнику, которого мне пришлось ударить выше, в черную шею, то ли слишком загорелую, то ли немытую. От дравидов воняло сильно и непривычно. Стоявшие дальше начали поворачиваться и, увидев нас, уклоняться. Пика у меня длинная, достанет. Короткими уколами я расчищал пространство перед собой и справа-слева, помогая сыновьям, которые с юношеским азартом использовали оружие по прямому назначению. Первый бой они запомнят на всю жизнь, какой бы продолжительной и напряженной она ни была.
Прослойка врагов между нами и нашей фалангой быстро сокращалась. Кто-то погиб, кто-то успел выдавиться в стороны. Я начал поворачивать влево, продолжая орудовать пикой, острие которой стало красным от крови. Наши пехотинцы надавили, подналегли и начали обтекать меня с обеих сторон, не давая развернуть коня. Я поднял пику острием вверх, чтобы случайно не задеть кого-нибудь из них. По светлому древку медленно стекала с наконечника густая темно-красная кровь.
62
Как нам сказали, шахиншах Куруш умер в тот момент, когда стало понятно, что сражение выиграно. Так это или нет, не знаю, но звучит красиво, а все красивое верно. Несмотря или благодаря стараниям знахаря, началась гангрена. Отрезать ногу шахиншах не позволил, хотя ампутации конечностей сейчас делают на очень приличном уровне. Я встречал много безногих и безруких с прилично сделанными культями. Ему давали опиум, который помог в сладком полусне отправиться на свидание с богами. Тело затолкали в большой глиняный кувшин и залили медом, который Куруш не успел доесть, чтобы не протух в пути. Так его и повезут в Пашрагаду, где он приказал похоронить себя. Через два века я побываю возле его мавзолея, когда приду туда с македонцами.
Значит, Куруш не погибал во время сражения с массагетами, которые якобы по приказу их царицы засунули его голову в бурдюк с кровью, чтобы напился вдоволь. Да и какие царицы у кочевников, где крутой патриархат, даже знатные бабы слова вякнуть не имеют права⁈ Уверен, что эту байку придумали велеречивые греки, для которых самый крутой кочевник — это амазонка. Ни разу не видели их, поэтому считают такими грозными.
Узнав о смерти шахиншаха Куруша, мидийские воины перебили всех пленных врагов. Одна конная байварабам осталась зачищать территорию от дирбеев, а все остальные отправились в Пашрагаду, став длиннющей похоронной процессией. Мы могли бы обогнать ее и раньше прибыть домой, но это дурная примета.
В недостроенной столице нас встретил Камбуджия, которого отец не взял с собой в поход. Новому шахиншаху было не до меня, поэтому переговорили накоротке на ходу в первый же день.
— Проследи, чтобы в Вавилоне не взбунтовались. Если что, дай знать. Я пока съезжу в Армину, разберусь с братом Бардией, которого его свита подбивает занять престол, — попросил он, направляясь в помещение, где отмывали от меда тело отца.
Я слушал вполуха, потому что думал, что кто-то ведь съест этот мед. Не пропадать же добру!
У младшего брата погоняло Тануважка (Силач). Это классический случай, когда сила есть — ума не надо. Природа разделила одного нормального человека на двух ненормальных братьев. Видел его всего раз, пьяного и веселого. Сидя за столом, он, проявляя симпатию, обхватил левой рукой своего соседа за шею и сдавил так, что тот начал синеть, задыхаясь, но при этом продолжал улыбаться. Не удивлюсь, если именно этот тип и настропаляет своего шефа занять престол, чтобы отомстить таким замысловатым способом.
До Вавилона мы добирались по суше, потому что гребные суда слишком медленно плывут против течения. Скакали с утра до вечера, преодолевая около ста километров в день.