Золотая чаша - Генри Джеймс

– Так вы обещаете не беспокоиться больше?

Она задумалась, глядя на его восхитительный подарок.

– Обещаю.

– Никогда-никогда?

– Никогда-никогда.

– Не забудьте, – прибавил он, в подкрепление своей просьбы, – не забудьте, в своем послании к вам она, естественно, будет говорить и от имени мужа, еще больше, чем в телеграмме, адресованной мне.

Только одно слово вызвало возражение Шарлотты:

– «Естественно»?

– Конечно, ведь наш брак, понимаете ли, создает для него совершенно новую родственную связь по отношению к вам, или для вас – по отношению к нему, в то время как мое с ним родство нисколько не меняется. Стало быть, у него найдется что сказать вам по этому поводу.

– По поводу того, что я становлюсь его тещей… или мачехой… или кем там я теперь ему буду? – С минуту она раздумывала об этом, отчасти забавляясь. – О да, надо думать, у молодого джентльмена найдется что сказать девушке по такому поводу!

– Что ж, пусть Америго будет для вас смешным или серьезным, как вам больше нравится; в любом случае все это будет содержаться в его послании к вам. – Девушка не ответила, снова обратив на него свой странный глубокий взгляд, оценивающий и в то же время нежный, и мистер Вервер, словно чем-то смутно встревоженный, задал еще один вопрос: – Разве он не прелесть, как по-вашему?

– О да, он – прелесть, – сказала Шарлотта Стэнт. – Иначе я бы и не волновалась.

– И я тоже! – поддержал ее мистер Вервер.

– Ах, но вы и не волнуетесь. Вам не о чем волноваться, не то что мне. Верх глупости – волноваться хоть на крошечку больше, чем необходимо. Будь я на вашем месте, – продолжала она, – будь у меня хоть малюсенькая доля того, что есть у вас для счастья, силы и покоя, понадобилось бы очень и очень немало, чтобы вывести меня из равновесия. Просто не знаю, – сказала она, – о чем бы я стала беспокоиться, если только это не грозило бы моей удаче.

– Я вас вполне понимаю, но не зависит ли это от того, – осведомился мистер Вервер, – что называть удачей? Я сейчас именно говорил о своей удаче. Я буду выше любых треволнений, только вы сперва успокойте мою душу. На душе должно быть спокойно, лишь тогда у человека действительно есть все то, что вы перечислили. Все эти вещи не дают истинного удовлетворения, – объяснил мистер Вервер, – наоборот, они обретают смысл, если имеется что-то еще – то, чего мне как раз и не хватает. Вы сами это увидите, если подарите мне то, о чем я прошу.

Она взяла свое боа, накинула на плечи и смотрела теперь в другую сторону, заинтересовавшись чем-то совершенно посторонним, хотя все уже разошлись завтракать, дворик опустел, и, если бы нашим друзьям вздумалось, они могли бы без помех разговаривать хоть в полный голос. Шарлотта уже была готова идти, но тут ей попался на глаза ничем не примечательный юноша в форменном платье – несомненно, посыльный с «Почты и Телеграфа». Он приблизился со стороны улицы к укрепленному форпосту, где обитала консьержка, и вручил ей некую грамоту, извлеченную из небольшого патронташа, висящего у него на боку. Привратница, беседуя с ним на пороге, заметила в то же время заинтересованный взгляд Шарлотты и в ту же минуту направилась к нашим друзьям – ленты ее чепца развевались, а широкая улыбка ничуть не уступала ослепительно-белому фартуку. Она высоко подняла над головой телеграмму и дружески уточнила, передавая депешу из рук в руки:

– Cette fous-ci pour madame![25]

Засим она столь же доброжелательно удалилась, оставив Шарлотту обладательницей телеграммы.

Шарлотта не сразу вскрыла послание. Она снова устремила взгляд на своего спутника, который не замедлил торжествующе воскликнуть:

– А, вот видите!

Тогда она без слова разорвала конверт и целую минуту молча изучала содержимое, как было и с предыдущим посланием, которое показал ей сам мистер Вервер. Сейчас он наблюдал за ней, не задавая вопросов, и в конце концов Шарлотта подняла глаза.

– Я подарю вам то, что вы просите, – просто сказала она.

Выражение лица у нее было странное – но с каких это пор женщина не вправе выглядеть необычно в минуту безоговорочной капитуляции? Он ответил ей не менее долгим взглядом и благодарным молчанием. Итак, в течение нескольких минут между ними больше ничего не происходило. Теперь они понимали друг друга вполне. Он уже чувствовал, что она принесла покой в его душу. Но был еще некий существенный факт: ее саму успокоила Мегги. Словом, как ни крути, а где бы он был, если бы не Мегги? Она соединила их, словно скрепила две детали неведомого механизма, защелкнув серебряную пружинку; глаза мистера Вервера затуманились благодарностью, а Шарлотта все так же стояла перед ним, и выражение ее лица казалось еще страннее сквозь эту пелену. Однако же он улыбнулся, несмотря на туман, застилающий глаза:

– Что только делает для меня мое дитя!..

И все так же, то есть по-прежнему через пелену, он скорее увидел, нежели услышал ответ Шарлотты. Она держала развернутую телеграмму в руке, но смотрела только на него.

– Это не от Мегги. От князя.

– Да ну! – весело воскликнул мистер Вервер. – Вот это лучше всего!

– Этого достаточно.

– Спасибо вам за то, что вы так считаете! – И прибавил: – Этого достаточно для разрешения нашего вопроса, но, пожалуй, недостаточно для завтрака? Déjeunons[26].

Но она не двинулась с места, оставив его призыв без внимания, по-прежнему с бумагой в руке.

– Разве вы не хотите прочесть?

Он задумался на мгновение.

– Нет, если вы довольны. Мне ни к чему.

Шарлотта все-таки дала ему еще шанс, как бы для очистки совести.

– Можете взглянуть, если хотите.

Он снова заколебался, но скорее из добродушия, нежели из любопытства.

– Это смешно?

Тут, наконец, она снова опустила глаза, чуть плотнее сжала губы.

– Нет. Я бы сказала, скорее серьезно.

– А, ну тогда я не стану читать.

– Очень серьезно, – сказала Шарлотта Стэнт.

– Ну вот, а я что вам говорил? – радостно спросил он, когда они вместе двинулись прочь. Вместо ответа, прежде чем взять его под руку, она скомкала бумагу и сунула ее в карман.

14

Шарлотта остановилась на середине «монументальной» лестницы, поджидая своего спутника, который спустился вниз, к чему его обязывала обыкновенная учтивость, и который знает, где ее найти, выполнив свой долг. Тем временем Шарлотта, находясь у всех на виду, отнюдь не старалась привлечь всеобщее внимание; впрочем, это нисколько ее не смутило бы, ведь она уже далеко не в первый раз выходила