Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

В третью годовщину с начала войны развернулось генеральное наступление, имеющее целью разгромить врага в Белоруссии. Санька и его товарищи по Первому Белорусскому фронту с боями двинулись на Паричи, преследуя отступающего противника. О, в подобном деле Саньке еще не приходилось участвовать! Едва забрезжил рассвет следующего дня, опережая пехоту, вперед вырвались конница и механизированные части. Заболоченные участки превратились в непролазное месиво, в котором увязали даже мощные тягачи. И тогда не только саперы — все находящиеся в этом районе подразделения начали валить лес, настилать бревенчатую дорогу, потому что любое наступление обречено на провал, если вовремя не подтянутся тылы, если прекратится питание фронта всем необходимым.

Стремительными действиями была окружена и разгромлена жлобин-бобруйская группировка врага всего за каких-то пять дней. Санька и его товарищи охватывали Бобруйск с юго-востока. Оказавшийся в «котле» противник сопротивлялся всеми силами. На него обрушился артиллерийский шквал. Лавина за лавиной выходили на цель бомбардировщики и штурмовики... Огромными дымными факелами пылали разбитые танки, автомашины противника, цистерны с горючим. В ночи полыхали пожарища, и в их сполохах метались черные тени обезумевших гитлеровцев. Сила раздавила силу.

Какие же разительные перемены произошли, пока он, Санька, учился! Как возросла мощь армии! Войска трех Белорусских и Первого Прибалтийского фронтов одновременно вели успешные боевые действия, расчленяя, дробя и уничтожая соединения гитлеровцев, входящих в группу армий «Центр». Газеты, листовки сообщали об освобождении множества населенных пунктов. Наступление нарастало, ширилось, проникало все глубже в расположения противника. Уже в самом начале июля был освобожден Минск и окружена основная группа соединений четвертой немецкой армии в количестве более ста тысяч солдат и офицеров. Москва салютовала доблестным войскам, изгнавшим врага из столицы Белоруссии. А Санька в эго время наступал на Слуцк. Потом полк сместился еще южнее, на левое крыло фронта, войдя в ударную группировку, нацеленную на Ковель.

Это были дни и ночи непрерывного движения по топким полесским дорогам, мимо выжженных, стертых с лица земли деревень. Гневом наполнялись сердца, и ноги сами несли вперед. Такого боевого порыва еще не испытывал Санька и его фронтовые друзья. Вскоре они пробились на Волынь — окраинную область Украины. Совсем невдалеке находилась граница, которую три года назад так вероломно нарушили гитлеровцы.

Хотелось как можно скорее вышвырнуть их за пределы Родины. Не давая передышки врагу, гвардейцы гнали его дальше на запад. В пылу преследования и не заметили, как ступили на польскую землю. И, наконец, поняв это, на радостях открыли такую пальбу, что, наверное, чертям стало тошно.

В тот же день они узнали: Вторая гвардейская танковая армия освободила Люблин и успешно продвигается к Висле. Где-то там дралась и Первая армия Войска Польского, вслед за танкистами вступившая в пределы своего многострадального отечества, уже пятый год находящегося под фашистским сапогом.

Наступление шло широким фронтом. Санька не может забыть ликования, вызванного этим известием. Начинался новый этап войны, как сказал замполит полка. Советская Армия приступала к своей высокой и благородной миссии — освобождению народов Европы от фашистского ига. В перерывах между боями командиры и политработники разъясняли приказ Верховного Главнокомандующего в связи с перенесением военных действий на территории иностранных государств. Отгремели в Москве салюты войскам, вышедшим на государственную границу Союза Советских Социалистических Республик...

Лежал Санька в теплых травах под июльским, уже давно перевалившим за полдень солнцем, и ему казалось, что он снова возле байрачка, куда привез его отец, выбравшись на сенокос. Вокруг первозданная тишина. Только дикие пчелы жужжат, облетая медоцветы, да стрекочут кузнечики. В зеленом буйстве вяза, что обособился от купы деревьев, осенним золотым листом вспыхнула иволга, . замяукала, зашипела по-кошачьи, точь-в-точь, как в тот далекий безоблачный день. Но теперь над травами плыла сладковатая пороховая гарь, от стреляных гильз несло тухлыми яйцами, рядом был окоп, из которого торчал ствол противотанкового ружья, невдалеке догорал вражеский танк. И Санька сразу возвратился из-за тысячи верст воспоминаний, унесших его в детство. Нет, это была совсем другая иволга, вовсе не тот самый вяз. Вчера к исходу дня полк на своем участке вышвырнул гитлеровцев за Вислу. Для этого понадобились сверхчеловеческие усилия. Измотанный непрерывными боями, потерявший часть личного состава, расстреляв почти все боеприпасы, полк нуждался в отдыхе, в пополнении живой силой, снаряжением. До подхода тылов не могло быть и речи о дальнейшем преследовании врага. Но и нельзя было позволить противнику закрепиться, организовать оборону. Тогда пятьдесят добровольцев — коммунистов, комсомольцев — ПОД прикрытием предрассветного тумана, упавшего на воду, переправились через реку и захватили плацдарм.

Лежал Санька, вытянувшись во весь рост, возле своей ячейки. Отдыхал. Тяжелой была первая схватка. А вторая — еще более ожесточенная. Около батальона гитлеровцев под прикрытием. танков снова пытались сбросить в ре«у. Ничего из этого не вышло. Немало их выкосили. Захлебнулась и эта атака. Откатились. Подбитые машины уволокли на буксире. Эта же — больно нахальная, вырвавшаяся вперед — догорает. А в наступившей тишине жужжали пчелы, собирая взяток с пушистых розовых шариков клевера, стрекотали и стрекотали кузнечики.

И не хотелось Саньке думать о войне. Вспомнились предвоенные годы, товарищи, с которыми когда-то маршировал в одном строю по крутоярским улицам. Где они? Что с ними?.. Разбросала война. Два года назад в предгорьях Кавказа видел Ромку Изломова. Тогда он рассказал о Сережке Пыжове. Значит, где-то сближались, пересекались и расходились фронтовые пути-дороги, пока совсем недавно не свели в Смоленске. Их эшелоны стояли рядом в товарном парке. Случилось так, что только перед отправлением Сережкиного поезда встретились. Кинулись друг  к другу, обнялись. Несколько торопливых, бессвязных вопросов, ответов: «Жив?!» — «Топаю». «Воюешь?» — «Как видишь...» Уже на ходу поезда втащили хлопцы Сережку в вагон. Высунулся, крикнул: «Второй Белорусский!» А он, Санька, в ответ: «Соседи! Я на Первом! У Рокоссовского!..» Так и разъехались. Это было чуть больше месяца назад перед большим наступлением.

Опять Санькины мысли привели его к войне. Тогда он повернулся на спину и усилием воли заставил себя возвратиться в Крутой Яр. Едва закрыл глаза, явилась Нина Глазунова в цветастом сарафане — крепкая, ладная. Всего пятнадцать лет ей было, когда Санька уходил на военную службу. Явилась вовсе не случайно. Давно не расстается с ней Санька в мыслях своих. «Теперь, небось, совсем барышней стала. Вот отвоюю, вернусь в Крутой Яр---»

— Сашко! Сбежнев! — Саньку затормошил командир роты лейтенант Завирюха.

— Эх, Николай, Николай, и посвиданничать не дал, — вздохнул Санька, оборачиваясь к нему. Увидел окровавленную повязку на голове, обеспокоился: — Крепко досталось?

Лейтенант — Санькин годок. Может быть, чуть-чуть старше. Тоже сельский парень. Из-под Умани. Пока Санька работал, пока призвался и