Ворота богини Иштар - Александр Васильевич Чернобровкин

из похода. Представляю, что досталось обычным воинам. При этом командир неполной тысячи искренне верит, что кочевники жутко богаты.

После ужина долго сидим у костра, болтаем о том о сем. Дым отгоняет комаров. Если ляжешь спать, накинутся всей стаей, а накроешься с головой — жарко. Вот и оттягиваем ночное удовольствие.

— Шахиншах Куруш не объявлял награду тем, кто первыми ворвется в Барду? — поинтересовался я у Угбару, который в конце светового дня ходил на планерку на холм, где стоит большой красный шатер правителя Мидийской империи, окруженный тремя кольцами охранников.

— Пока нет. Шахиншах, долгих лет ему жизни, уверен, что быстро захватим. Стены слабенькие и низкие, — ответил он.

— Ты бы намекнул ему, что за небольшое вознаграждение можно ускорить падение города, — подсказал я. — Нечего нам торчать подолгу возле каждой крепостишки.

— А сможем? — спросил хазарапатиш.

— Не сможем, так согреемся, — ответил я.

— Ладно, завтра поговорю, — пообещал он, улыбнувшись, потому что ранее слышал от меня анекдот о том, что думает петух, когда гонится за курицей.

Я человек приметный, запоминающийся. Меня опознали участвовавшие в походе на Лидию и рассказали Угбару, кто первым поднялся по отвесной скале в Сфард, хотя вся слава досталась Гироеду. Еще он знает, как наградили этого сатапатиша, а тот не хазарапатиш, кто не мечтает стать байварапатишем.

43

Со стороны реки кривая городская стена высотой всего метра четыре. Башня одна в том месте, где сходятся две длинные куртины. Вода подмыла высокий крутой берег, светло-коричневый. Через несколько лет доберется до фундамента, и сооружение рухнет. Придется возводить новую стену на месте жилых домов, которая тоже через какое-то количество лет повторит подвиг предшественницы, потому что построили на западном берегу, не подозревая о вращении планеты Земля. Впрочем, для аборигенов она плоская, остров в океане. Хотя должен сказать в оправдание тех, кто выбрал такое неудачное место для строительства города, что на восточном берегу реки нет ни одного приличного холма, только невысокие вспучивания.

Днем я с хазарапатишем Угбару проехал мимо этой стены, показал ему, где расположить воинов-добровольцев, чтобы были готовы по моему зову пойти на штурм. Лестницы заготовлены, личный состав проинструктирован. Первых поднявшихся на стены ждет награда в мидийскую манну (шестьсот сорок восемь грамм) серебра каждому. Плюс добыча, не облагаемая, так сказать, налогами.

Ночью все немного иначе. Берег круче. Из-под ног с тихим шорохом торопливо скатываются комки сухого, рассыпчатого грунта, будто спешат попить воды. Стена кажется выше и наклоненной наружу. Штукатурка во многих местах обвалилась, открыв сырцовые кирпичи. Кладка сухая. Выходов битума и других нефтепродуктов здесь нет, а возить с берегов Персидского залива слишком дорого. Кирпичи растрескались и обсыпались. Можно залезть наверх без всяких приспособлений, но я не выпендриваюсь, достаю из-за пояса два заостренных колышка, которые легко вгоняются рыхлый, податливый материал стены. Она теплая и пахнет пересушенным, старым сеном. Наверху тихо и пусто. Большая часть караулов расположена на противоположной стороне, где наши насыпают пандус. Кстати, в Западной Европе этот вид осадных работ почти не применялся. Может, потому, что армии были маленькие и рядом отсутствовали каменоломни.

Караул из пяти человек спал на верхней площадке башни. Судя по отсутствию доспехов и простенькому оружию — копьям длиной метра полтора и кухонным ножам — это городские ремесленники, взятые на время от гончарного круга или ткацкого станка. Они всю жизнь ложились спать и вставали с курами и к дисциплине не приучены, поэтому дрыхли, тихо похрапывая. Даже как-то неприлично было убивать их, но других вариантов нет. Не захотели сдаться — умрите.

Я прошел по сторожевому ходу в сторону угловой башни справа. Где-то на полпути услышал там лай собаки. Видимо, держат их на опасных направлениях. К левой не пошел. Наверняка и там есть сторожевой пес. Вернувшись в зачищенную башню, дважды по три раза шлепнул негромко ладонью по стене, привлекая внимание двух воинов из своей сатабамы, которые ждали внизу, после чего скинул им конец тонкой веревки. Один из них должен отправиться на противоположный берег реки и доложить, что добровольцам пора выдвигаться, а второй — привязать узел с моими доспехами и оружием и две толстые веревки с мусингами. Сперва я привязываю обе к зубцам с левой стороны башни, сбросив свободные концы вниз, потом быстро облачаюсь в легкие доспехи из будущего, надеваю портупею, на широком ремне которой висят в простеньких ножнах сабля и кинжал. С верхней площадки башни забираю копье одного из караульных и круглый щит, сплетенный из лозы и обтянутый толстой воловьей кожей. Сверху слышу, как тихо переговариваясь, несмотря на приказ молчать, перебираются через ручей воины моей сатабамы.

Они поднимаются по двое, бряцая оружием и ругаясь шепотом.

— Заткнитесь! — тихо требую я.

На несколько минут становится тихо. За это время наверху оказываются первые три пары и поднимают с помощью тонкой веревки свои щиты и копья. Я отправляю их на противоположную сторону башни, чтобы прикрыли с той стороны. Следом поднимается еще одна пара, и я замечаю, как из левой башни выходят с горящим факелом трое караульных.

— Прикройте меня сзади, — шепотом приказываю я поднявшимся последними и иду навстречу врагам, высоко подняв щит, чтобы не видны были доспехи, и направив копье вперед на уровне живота.

— Это вы шумите? — спрашивает барданец с факелом в правой руке, остановившись метрах в пяти от меня.

Я молча делаю еще пару шагов и на третьем колю его копьем в живот. Факелоносец успевает среагировать, прикрыться щитом, но не полностью. Наконечник соскальзывает с натянутой кожи, уходит вниз, попав в бедро.

— Тревога! — истошно орет барданец и тыкает факелом мне в лицо.

Я закрываюсь щитом, успев заметить, что один из следовавших за мной бьет врага копьем в голову, попав в лоб под обрез остроконечного кожаного шлема на металлической раме.

— Тревога! — истошно орут шедшие за ним и бегут к левой угловой башне.

— Стоим здесь! — громко приказываю я сопровождавшим меня воинам и кричу на другой берег речушки: — Все на штурм!

Там и так уже поняли, что нас заметили. Слышу, как бегут, громко топая, ругаясь, бряцая оружием. К стене, громко щелкая, прислоняют лестницы, по которым наверх один за другим поднимаются воины. Одни идут по сторожевому ходу к левой башне, другие — к правой, третьи спускаются по средней внутрь города. Сопротивления нам никто не оказывает. Вроде бы осажденные собирались серьезно отбиваться,