Ворота богини Иштар - Александр Васильевич Чернобровкин

слоев плотной грубой материи. Я предстал пред ясны очи правителя Мидийской империи в окровавленных доспехах. Он сидел на невысоком троне, положив босые ноги на мягкий пуфик темно-красного цвета, и держал левой рукой перед ртом золотую чашу с медом, который вычерпывал указательным пальцем правой.

— Так это ты тот самый герой, что первым забрался на стену? — обсмоктав палец с траурной каемкой под ногтем, задал вопрос шахиншах Куруш. — Вижу, ты отважно сражался!

— Да, мой повелитель, — подтвердил я. — Служил тебе без страха и упрека.

— А ты разве не вавилонянин⁈ — удивился он.

— Пока да, но, когда захватишь Вавилон, стану твоим подданным, — ответил я.

— Я не собираюсь его захватывать. Говорят, мерзкий город, одни развратники, — сказал шахиншах.

Я уверен, что не врет. Была бы его воля, сидел бы дома и трескал мед, черпая двумя руками. Только вот свита управляет правителем, а не наоборот. Возле каждого собираются те, кто сытым не бывает. Они заставят Куруша захватить и ограбить самый богатый город Передней Азии, а потом и другие в независимых пока царствах.

— Провидец сказал мне, что ты обязательно захватишь Вавилон, — сообщил я, не уточнив, что так называю учебник по истории.

У персов нет ни учебников, ни истории. Точнее, они сейчас пишут ее, а не читают. Это несовместимые процессы.

— Если так и случится, обязательно награжу тебя и того провидца, — пообещал шахиншах.

Провидец еще не родился, так что останется без награды.

— Принесите этому герою пять мин золота, — приказал Куруш и обмакнул палец в чашу с медом, повозюкал, после чего обсмоктал с причмокиванием.

Уверен, что четыре — это плата за предсказание.

— Не сомневаюсь, что ты проявишь себя и при захвате других городов, — произнес он.

— Буду стараться изо всех сил, — пообещал я, после чего взял с принесенного пожилым рабом-евнухом подноса, деревянного, лакированного, темно-красного с желтыми и синими цветами и зелеными листьями, черный кожаный мешочек с пятью золотыми брусками весом в одну манну золота, которая в почти на треть легче серебряной и составляет четыреста девяносто грамм.

Хазарапатиш Угбару, поджидавший возле третьего кольца охраны, которая вернула мне оружие, сказал:

— Вижу, щедро тебя наградили! Три манну серебра?

— Пять манну золота, — ответил я. — Добавил за окровавленные доспехи.

— Вот видишь, не зря я тебе говорил, чтобы прямо так и шел! — радостно похвалился он.

— Я не остался в долгу, похвалил тебя, как командира, сказал, что ты достоин более высокой должности, — не моргнув, соврал я.

У зороастрийцев вранье считается самым тяжким грехом, поэтому без острой нужды не грешат. Хазарапатиш Угбару поверил мне и похлопал одобрительно по плечу.

— Вместе мы горы свернем и победим всех врагов! — пообещал он.

Возможностей проявить себя больше в этом походе у нас не появилось. Если бы Барда продержалась с месяц, остальные города царства тоже бы уперлись рогом и дождались помощи от юго-восточных соседей. Она пала за неделю. Это навело остальных систанцев на грустные мысли и правильные выводы. Едва мы приблизились к городу Мин, как оттуда прибыла делегация с изъявлением покорности. Поскольку горожане не присягали Курушу, изменниками не считались. Другой вины за ними тоже не числилось. С ними обошлись по-хорошему. Через пару дней прибыла делегация из Палашенты, расположенной южнее, которую тоже без проблем взяли под свое крыло.

Последними решили смириться жители Шигала, столицы царства. Располагался он на берегу самой крупной здесь реки Хирменд. Этим выставили счет за разграбленный купеческий караван. Оказалось, что это были не слухи, что с нами участвовал в походе хозяин отобранного имущества. Он и выкатил непомерно раздутый список отнятого и тех, кто принимал участие в грабеже, человек сорок. Откуда он знал их всех в городе, в котором несколько раз останавливался на ночевку, никого не интересовало. Предполагаю, что кто-то из горожан помог составить, добавив своих врагов и конкурентов. Шигальцы покряхтели, поплакались и согласились вернуть награбленное, выплатить штраф пострадавшему и шахиншаху и выдать всех, кто в списке. По старой ассирийской традиции преступников рассадили на колья, вкопанные вокруг города. Когда мы уходили из-под Шигала, трупы сверху были обклеваны птицами, а снизу обгрызены хищниками, в том числе бездомными собаками. По мнению ариев, это более страшное наказание, чем смерть на колу.

Шли разговоры, что армия пойдет дальше на юг, чтобы прирастить империю. Шахиншах Куруш передумал, не объяснив причину. Может быть, устал от жары и пылевых бурь, может быть, решил, что добыча там будет мизерная, может быть, на других границах началось шевеление врагов. Как бы там ни было, мидийская армия развернулась и ускоренным маршем двинулась на запад.

45

В Вавилоне, казалось бы, все было по-прежнему. Город жил, как и раньше. Возвращение шарра Набунаида из добровольной ссылки не изменило его ритм, суетливость, тягу к удовольствиям. Только вот я в первые же дни после прибытия из похода нутром почувствовал, что что-то не так. Позже понял, в чем дело. Горожане разделились на два лагеря: вавилонян и халдеев. Раньше это было уделом богатой верхушки, а теперь опустилось и на низшие слои населения. Причиной стало поведение солдат, пришедших вместе с правителем империи из арабского оазиса. Самое забавное, что многие из них были уроженцами Вавилона и из других племен многонациональной империи, но их всех теперь считали халдеями. За годы, проведенные в пустыне, они поиздержались, промотали все награбленное в походах, стали, так сказать, жить на одну зарплату. Может быть, поэтому и заставили Набунаида вернуться в столицу, где есть дополнительные доходы. Их расставили на все должности, с которых можно было кормиться, выгнав вавилонян. Более того, дополнительные поборы были и раньше, но они, так сказать, стали традицией, население привыкло к ним и не возмущалось. Новые чиновники решили получать больше. Поскольку сила была на их стороне, горожане платили и копили злость. Набунаиду семьдесят восемь лет. Скоро должен преставиться. Тогда и рассчитаются со всеми, кого он покрывает. А пока произошло негласное расслоение, причем по обе стороны много перевертышей.

Поскольку я был жертвой дополнительных поборов, автоматически попал в лагерь вавилонян. Меня раздражали оба лагеря, но помалкивал. Из похода я привез намного больше, чем давали мои поля, сады и виноградники, а военная добыча никакими налогами не облагалась. К тому времени оставалось сделать еще один укос люцерны, добрать мелкие маслины на масло и собрать прекрасный урожай винограда. С остальным Дараб справился