Юрий Никулин. Война. Арена. Кино. 100 лет Великому Артисту - Михаил Александрович Захарчук

Подводя итоги капустника, Раевский, естественно, не знавший фамилий выступающих, говорил:

– Вот еще один студент, длинный такой, с глуповатым лицом. И в постановке «Женитьбы», и в других отрывках он слабо, да почти никак себя не проявил. Я, грешным делом, даже решил, что он бездарный. Но в этюдах, в капустнике, – слушайте, у него просто здорово все получалось. Я, может быть, не очень понимаю в специфике цирка, но то, что этот долговязый парень – способный актер – у меня на сей счет нет никаких сомнений.

…Трех студийцев после экзамена отчислили по профнепригодности. Трех кандидатов перевели в студийцы. Никулина по итогам экзаменационной сессии признали лучшим студийцем. Так руководство цирка отреагировало на авторитетное мнение мхатовца Раевского. Еще Юрия наградили денежной премией и, к бурному восторгу всей его семьи, вручили ордер. По нему в ЦУМе он купил калоши!

Понедельник 25 октября 1948 года

Юрий Владимирович Никулин иногда сетовал на свою память. Во всяком случае, никогда не был от нее в восторге. Говорил, что особенно плохо запоминал всякие даты. Но здесь у него встречались многие исключения. Помнил, например, 31 августа 1941 года – день сдачи Выборга; 14 января 1944 года – начало Ленинградско-Новгородской операции. Помнил дату вступления в партию, дни рождения отца, матери, жены и сына. И понедельник 25 октября 1948 года тоже никогда не забывал. В тот осенний день он впервые вышел на арену цирка с самостоятельным номером, а не для подсадки. Вдвоем с другом Борисом Романовым они работали репризу «Сцена у художника». Правда, придуманная отцом клоунада носила название «Натурщик и халтурщик». Сюжет был несложным. Художник-халтурщик (Борис Романов) берет натурщика (Юра Никулин) для работы над своей картины «Галоп эпохи». Для этого «живописец» сажает натурщика верхом на стул, как на коня; надевает на его голову пожарную каску, а в руки дает что-то наподобие боевой пики. У натурщика нестерпимо болит зуб и от флюса распухла щека. Поэтому он все время вскакивает с воображаемого коня и орет от боли. Чтобы успокоить боль, художник всякий раз дает ему глотнуть спирта. Натурщик быстро начинает пьянеть, безобразничать, петь, танцевать. А увидев мазню халтурщика, рвет картину.

Руководству реприза понравилась. Приказали репетировать ее для вечерних представлений. Романов и Никулин попросили Карандаша им подыграть. Он как раз работал в Московском цирке. Только мэтр наотрез отказался.

И вот наступил долгожданный понедельник 25 октября 1948 года. Молодых клоунов поставили седьмым номером в программу первого отделения. Инспектор манежа Александр Борисович Буше громко объявил:

– Клоуны Никулин и Романов!

Первый раз в жизни парни слышали о себе столь торжественное объявление. Такое не забывается. Работали они очень старательно. Публика то и дело смеялась. После премьеры все, в том числе и Александр Федорович, поздравляли студийцев с безусловно успешным дебютом. Однако на следующий день их номер сняли с программы. Ребята пошли обивать пороги начальства, чтобы узнать, кто же это сделал. Художественный руководитель студии Федорович высказывал предположение, что это дело рук режиссера Бориса Шехета. Но тот переадресовал претензии к художественному руководителю цирка Юрскому. Юрий Сергеевич замахал руками и не стал даже выслушивать студийцев:

– К Байкалову, к Байкалову со всеми своими претензиями! Меня в эти дела не вмешивайте!

Николай Семенович Байкалов (Архиереев) был директором Московского цирка с 1945 по 1958 год. Участник Гражданской войны, коммунист с дореволюционным стажем, он имел чрезвычайно сложный характер. Грузный, сутулый, со склоненной на бок крупной, стриженной под бобрик головой, он ходил неторопливо по цирку, переваливаясь с боку на бок. Как заправский старшина, заглядывал в самые укромные места лабиринтов цирка. И обязательно находил там недостатки. У Байкалова была бульдожья хватка. Любое начатое дело он поэтому всегда доводил до конца. Спорить с ним, в чем-то убедить его было чрезвычайно трудно. Сам он не пил, не курил и не терпел этих недостатков у других. Памятуя все это, Романов отказался идти к Байкалову за правдой. На год старше Никулина, он отличался и большей жизненной сметкой, приспособляемостью к той или иной ситуации. «Знаешь, Юрка, – сказал рассудительно, – если мы пойдем к Байкалову качать свои права, согласен, справедливые, то допустим еще одну ошибку. Первую мы с тобой совершили, когда предложили Карандашу пособить нам. Кто мы с тобой, а кто он. Я на двести процентов уверен, что это Михаил Николаевич сказал Байкалову окоротить нас, как зарвавшихся. А Николай Семенович ни с кем из цирковых не считается, кроме Карандаша. Так что нам с тобой ничего не остается, кроме как проглотить по горькой пилюле и впредь быть осмотрительнее».

Юра кивнул головой в знак согласия и рассказал другу анекдот. Один мужик регулярно посещал туалет в центральной части города и постоянно видел там одну и ту же служащую. Через некоторое время этого самого мужика занесло на окраину города. Зашел он в туалет и увидел там свою старую знакомую. Удивленный, спросил: «Почему вы перешли работать в такое захолустье?» – «Интриги, батенька, интриги», – ответила женщина.

ОПЕРЕЖАЯ ВРЕМЯ

В предыдущих главах я писал о том, что Юрий Владимирович некоторое время вел в журнале «Огонек» рубрику «Анекдоты от Никулина». Предложение последовало от главного редактора Виталия Коротича, который сказал: «Была колбаса от Елисеева, булки от Филиппова, а теперь пусть будут анекдоты от Никулина». Клоун откликнулся с удовольствием. Его байки пользовались сумасшедшей популярностью у читателей. Но спустя несколько месяцев рубрику стали давать с большими перерывами, а потом и вовсе закрыли. Один из замов Коротича сказал на планерке, что простецкие анекдоты Никулина как бы принижают солидный журнал международного уровня. Это донеслось до Юрия Владимировича, и он равнодушно заметил: «Ну и ладушки. А то у меня уже заканчивается коллекция». На самом деле ее хватило бы еще на сто лет. Только у советских, как любил повторять Никулин, своя гордость.

Еще через какое-то время он встретился в Кремле на одном из совещаний по культуре (мы к нему еще вернемся) с Горбачевым. Михаил Сергеич со своей фирменной беспардонностью спросил: «Юра, ты почему прекратил печатать анекдоты в «Огоньке»?»

И клоун рассказал генсеку анекдот про интриги.

– Ты не поверишь, – делился он потом со мной неподдельным удивлением, – но он так хохотал, что мне подумалось: человек, способный так ценить юмор – не может быть плохим человеком.

В 1991 году, сразу после распада СССР, в здании бывшего Института общественных наук при ЦК КПСС на Ленинградском проспекте открывался Горбачев-фонд. Мы с Никулиным поехали на это торжество. Тусовка собралась настолько крутая,