Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

о судьбе романа, помрачнев (его очень подвижное лицо ясно отражало все эмоции), подтвердил, что публикация в «Новом мире» отложена. Но пообещал, что я смогу прочитать роман в рукописи. (Я действительно прочитал рукопись этого романа в январе 1965 года на квартире генетика В. П. Эфроимсона. Солженицын был с ним знаком и относился к нему с доверием как к побывавшему не только в «первом круге», но и ниже.) Солженицын подробно расспросил меня о Тимофееве-Ресовском и передал ему большой привет. Он был очень рад, что судьба бывшего узника Бутырки сложилась благоприятно.

В Обнинске я рассказал Николаю Владимировичу о встрече с Солженицыным и о том, что он помнит их встречу в Бутырке. Тимофеев-Ресовский с трудом, но тоже вспомнил попавшего в камеру советского офицера: «Он тогда участвовал немного в нашем коллоквиуме. Сделал доклад об атомной бомбе… у нас участвовало человек семнадцать, три попика были, четыре физика, четыре инженера, два энергетика, один экономист. Биолог – один я».

Имя офицера он не помнил и очень обрадовался, узнав, что это был знаменитый теперь Солженицын.

В начале 1965 года я встречался с Солженицыным в Москве несколько раз. Он рассказал, что намерен уехать из Рязани, так как условия жизни там очень плохие – деревянный дом, «без удобств», на шумной улице, возле гаража грузовиков. Но жена работает доцентом на кафедре химии Рязанского сельскохозяйственного института, и с ними живет ее мать. Детей у них не было. (Семейная жизнь прерывалась на 15 лет с 1941-го до 1956-го и включала развод и вторичный брак Решетовской в 1951–1954 годы, в период, когда Солженицын находился в лагере в Казахстане.) Они уже с прошлого года ездят по Подмосковью, хотят купить дом или квартиру. Финансовых проблем нет, но нигде не могут найти работу по специальности для жены. Узнав о желании Солженицына покинуть Рязань и поисках работы для Решетовской, Тимофеев-Ресовский сразу предположил, что Обнинск был бы подходящим местом для них. Для химика здесь всегда можно найти вакансию. Он думал, конечно, о какой-то простой аналитической работе.

Весной Солженицын с женой отправились в очередное путешествие по стране. У них был «москвич», купленный на гонорары, и они оба научились водить машину. 10 мая я получил от Александра Исаевича письмо, в котором он сообщал, что маршрут их путешествия включает в последних числах мая и Обнинск:

«Надеюсь, что мы Вас застанем? И Николая Владимировича? Сердечный ему привет. Мы с женой тронуты и заинтересованы высказанным им намерением в отношении ее работы».

Тимофеев-Ресовский вполне серьезно предполагал, что Солженицын мог бы поселиться в Обнинске. Это было бы полезно и для самого города, писатель уже стал мировой знаменитостью. Еще до приезда писателя мы с Николаем Владимировичем договорились с директором ИМР Г. А. Зедгедидзе о том, что Решетовской можно предложить должность младшего научного сотрудника в нашем отделе. Институт только недавно получил под новые корпуса экспериментального сектора 70 вакансий научных сотрудников и 100 вакансий инженеров, техников и лаборантов. Их следовало заполнить до конца 1965 года – почти невозможная задача. А по существовавшей тогда практике все не заполненные до конца года вакансии сокращались безвозвратно. Их передавали в другие институты. Заканчивалось также строительство двух жилых домов, распределение квартир в которых осуществляла дирекция института.

О подробностях пребывания Солженицына и его жены Натальи Решетовской в Обнинске я уже рассказывал в прежних публикациях и повторяться здесь не буду. Но о некоторых важных деталях я по понятным причинам прежде умалчивал. Сведения о слежке КГБ за Солженицыным в 1965 году стали известны лишь сравнительно недавно. В то время о том, что за писателем уже ведется плотное наблюдение, ни он сам, ни мы не подозревали. Супруги провели в Обнинске три дня, расположившись на это время в нашей квартире. Обнинск им очень понравился. Встреча с Тимофеевым-Ресовским и Еленой Александровной была очень теплой, и беседа и воспоминания продолжались до ночи. На следующий день осматривали город. Решетовская пожелала посетить и магазины. Мы зашли в гастроном на проспекте Ленина. Удивление Солженицына и его жены было искренним. Десятки видов колбас, разные сыры, свежая рыба… «Здесь снабжение лучше, чем в Москве», – суммировал свои впечатления Александр Исаевич.

Конкурс почти на 60 новых научных вакансий объявили в мае. Наш отдел получил одну вакансию старшего сотрудника и несколько младших. На должность старшего сотрудника Тимофеев-Ресовский выдвигал своего ученика А. Д. Абатурова, приехавшего с ним из Свердловска и уже работавшего в отделе по проблемам радиационной экологии. Жена Солженицына срочно подготовила свои документы. По моей оценке, проблем не могло возникнуть. Решетовская была кандидатом химических наук, доцентом кафедры химии. У нее было мало публикаций, и все давние, и она не имела опыта самостоятельной экспериментальной работы, но для должности младшего научного сотрудника достаточно высшего образования по специальности.

Когда я приехал в Москву на квартиру Туркиной, чтобы взять конкурсные документы, меня ждала неожиданность. Решетовская решила, что она могла бы претендовать на должность старшего научного сотрудника, а не младшего. В этом случае ее зарплата оказалась бы на уровне доцентской. Солженицын ее в этом отношении поддерживал. Я откровенно объяснил им, что могут возникнуть сложности и задержки. Младших сотрудников директор института сразу после голосования зачисляет на должность собственным приказом. Утверждение старших сотрудников осуществляется Президиумом АМН СССР в Москве и горкомом КПСС в Обнинске. Это будет происходить лишь в сентябре, и результаты не гарантированы. В горкоме КПСС, безусловно, поймут, что в Обнинск переезжает не Решетовская, а Солженицын. Рассмотрение перейдет на уровень Калужского обкома, а может быть, и выше. Однако Решетовская и не хотела приступать к работе в институте в июле. На все лето у них были другие планы.

Тимофеев-Ресовский, когда я принес ему на визу конкурсные бумаги Решетовской и сообщил о ее желании иметь более высокий статус, пришел в негодование. Для него были характерны такие приступы, он мог сдержаться, лишь быстро закурив. Но в данном случае сдерживаться не было необходимости. «Я Абатурова на эту дамочку не променяю, – гремел он своим басом, быстро ходя по кабинету, – и на кой хрен она нам вообще нужна!.. Наши жены работают младшими и не жалуются. Решетовская и в младшие к нам не годится, что она понимает в генетике? Ей синекура нужна… Солженицын хочет сплавить нам в хорошую компанию и в удобную квартиру свою жену, а сам смоется к другой… Вы заметили, Жорес Александрович, какие у них отношения? Все показуха… Он наверняка окружен поклонницами, у писателей и артистов это всегда… А мы с