Былое - Александр Дмитриевич Зятьков

только на «керосинке», хотя это место было самым излюбленным, ради разнообразия ходили и в другие места. Прибегали в Зимовье, где так же среди мелкой в начале реки было несколько вполне приличных омутков. Это была река Вагай, для Сибири очень небольшая, но где-нибудь в Польше или во Франции она входила бы в первую пятерку. У нас она только начиналась, а через пятьсот пятьдесят километров впадала в могучую сибирскую реку Иртыш. В устье реки ходили катера и баржи, другие суда. Нам об этом рассказывали, но представить такое было трудно.

Еще одно популярное место для купания было на плотине, так называли это место. Там чаще всего собирались взрослые. За местом впадения мелкой коротенькой речушки Крутой, километрах в двух от «керосинки», в такой же мелкий и узкий в этом месте Вагай была построена плотина и вот перед ней воды было много. Там была построена насосная станция и вода по трубе через пять километров поступала в Вагайскую водонапорную башню. Образовавшийся пруд, если смотреть сверху, напоминал неровный овал и размеры этого овала составляли метров сто на двести. Много народу там собиралось. Чуть подальше с берега на берег был перекинут деревянный мост, через который можно было только перейти пешком или проехать на велосипеде. С перил этого моста постоянно прыгали ныряльщики.

Приходила компания ребятишек из ближайшей деревни, и был среди них казахский подросток, наших примерно лет, мы его называли «казачонок». Иногда он развлекался тем, что подходил к одной из многих кучек ребят, расположившихся на пляже, и начинал их ругать на своем языке. Те ничего не понимали и только улыбались. Как-то раз он подошел и к нашей компании и так же начал произносить разные слова, среди них «аттанай, сигилин, кутак кагай, кетин кой, шишин кет…». Я сейчас не могу сказать, что они правильно написаны, но где-то похоже, и на тот момент я их понимал, ведь не так давно встречался с ребятишками из соседней казахской деревни, и тамошние пацаны немного просветили меня в этом вопросе. Подождал я, пока он ненадолго заткнулся, и произнес несколько фраз на его языке, которые сам не понимал, но почему-то запомнились, совсем не к месту, но казачонок был поражен. Он убрал с лица глумливое выражение и начал что-то быстро говорить. Я отвел его подальше.

— Не понимаю я, о чем ты говоришь. Иди отсюда, а то смотри, разозлил вон того парня.

— А как ты, я ведь сам слышал?

— Да это так, чуть-чуть. А что ты делаешь, это все-равно, как кукиш в кармане показывать, — я продемонстрировал, как это делается, и отошел к своей компании. Позже я не видел того паренька за подобным занятием.

Год 1957

Где-то в этом году из нашей школы было написано и отправлено письмо в Азербайджан дедушке Махмуду Айвазову, известному тогда долгожителю, он тогда приближался к 150 годам. Адреса его никто не знал, так и написали: «Азербайджан, дедушке…», и что, пожалуй, не так удивительно, пришел ответ. Этот ответ читали во всех классах, письмо ходило по рукам, обычный конверт, с простой маркой. Крупными буквами, с ошибками, адресат благодарил за внимание, желал, в свою очередь, здоровья и успехов. Письма дедушке Махмуду писали со всего Союза и была у него, надо полагать, своя домашняя канцелярия, где его пра и праправнуки сочиняли ответы. Прожил дедушка Махмуд 152 года и нынешние сообщения о 110 или 116-летних не впечатляют.

В окрестных лесах расплодилось множество зайцев. Ближние колки и перелески все были в цепочках следов, идешь на лыжах по лесу, а они из кустов так и выпархивают. Многие в поселке посадили входившие тогда в моду яблоньки-ранетки и жившие по окраинам страдали от заячьих набегов. Приятель отца рассказывал:

— Вот, Дмитрий Михайлович, говорят, что заяц труслив. Да не так уж, вот позавчера ночью слышу — кобелек мой прямо заходится. Оделся я, вышел потихоньку, а песик на задних лапах стоит, цепь натянул и лает. Посмотрел я в ту сторону, а там заяц, и вроде не один, грызут мои кустики, смородина там у меня, малина, прошлый год ранетки посадил, так здорово погрызли, и ведь понимают, сволочи, что собака их не достанет. Рявкнул я, тогда только побежали.

На зайцев охотились. Часто на них ходили с ружьем. Зайдет охотник в любой лес и через несколько секунд гремит выстрел. Но был и еще один способ охоты, к нему отец, а впоследствии и я, прибегали чаще, ставили петли из тонкой проволоки. В петлю заяц попадал не всегда, чаще отворачивал ее в сторону, но не так уж редко и попадался. Как-то раз в одном лесу я поставил петель больше десятка, а когда пришел на следующий день — в шесть из них попали зайцы. Помучился же я тогда с ними. Взрослый беляк весит около пяти кило и я, шестиклассник, взопрел, пока дотащил их до дороги, ну а потом, по скользкой дороге волоком, тащить их было проще. Такой удачи больше не было ни у меня, ни у моих друзей.

Где-то в это время возникло увлечение собирать спичечные этикетки. Сначала собирали несколько человек, но затем это увлечение разрослось и охватило почти всю школу. По перрону бродили ребята и заглядывали в урны, покупали на выпрошенные у старьевщиков деньги спички и на остановках приставали к пассажирам: — Дяденька, обменяйте коробок.

Те охотно менялись. Я тоже не избежал этого увлечения, сначала наклеивал все подряд, а потом один приятель объяснил, что лучше разделять этикетки по сериям. Это и в самом деле было интересней и я еще с одним дружком содержать основную коллекцию доверили этому приятелю, Стасику. За несколько лет мы собрали, надо думать, большую коллекцию, более восьми тысяч штук и тысячи полторы для обмена. Обменом занимался я, у меня это лучше получалось и ко мне часто обращались другие коллекционеры. Постепенно интерес возрос до того, что за этикетки стали предлагать другие вещи, в частности, книги. Тогда книг издавалось много, стоили они недорого и ажиотажа, такого, который возник спустя несколько лет, не было. За серию в семь-восемь этикеток мне предлагали приключенческую книжку, такую, например, как «Таинственный остров» Жюль Верна или «Морской волк» Джека Лондона. Случалось, что книгу обменивали на единственную этикетку. Большинство ребят к книгам относились равнодушно, лишь я и Стасик уделяли им должное внимание.

Постепенно у меня собралось много книг, иных по десятку экземпляров и я как-то в раз-говоре с пионервожатой вскользь сказал об этом. Она ответила в таком смысле,