Юрий Никулин. Война. Арена. Кино. 100 лет Великому Артисту - Михаил Александрович Захарчук

бегу к нашим. Если бы кто тогда засек мое время, наверняка я рекорд Союза по бегу на короткой дистанции поставил. Бегу и слышу, как мой немец кричит: «Куда ты, дурачок? Тебя же расстреляют! Вернись!» Другие немцы опомнились и стали палить по мне. А Курт им орет: «Нихт шиссен! Нихт шиссен!». Но все равно меня ранило в плечо, когда я уже прыгал в нашу траншею».

Мне остается лишь добавить, что майор-разведчик и выдающийся футбольный судья Николай Харитонович Усов судил футбольные матчи до 1949 года. Скончался в 1964 году, до конца жизни оставаясь членом Ленинградской городской коллегии судей по футболу и хоккею с мячом».

Хождения до и после ранения

Весной 1943 года сержант Никулин заболел воспалением легких, и его отправили в Ленинград. Через две недели выписали. Пошел он на пересыльный пункт, располагавшийся на Фонтанке, 90 и, естественно, попросился в свою часть. Так поступали все, кто находился на излечении. Вернуться в свое подразделение – все равно что домой возвратиться. Только офицеры «пересылки» всегда действовали по своим соображениям и, как правило, направляли выздоравливающих туда, где срочно требовалось пополнение. Поэтому Юрия, несмотря на все его слезные просьбы, зачислили в 71-й отдельный дивизион ПВО, стоявший в районе Красного Бора за Колпино. Против приказа не попрешь. Собрал он свои нехитрые пожитки и потопал в 71-йдивизион. И только вышел за черту города, как услышал противный шелест и скрип снаряда. А в следующий миг уже ничего не слышал. Очнулся в другом военном госпитале. Ранение оказалось пустяковым, зато от контузии очухивался почти три недели: плохо слышал, даже чуть-чуть стал заикаться. Повторил Никулин все тот же маршрут через пересыльный пункт и все теми же просьбами досаждал офицеров. И они сжалились… Дали ему направление в 72-й отдельный зенитный дивизион ПВО. Явился Юрий пред светлы очи командира дивизиона старшего лейтенанта Василия Хинина – весь из себя такой бравый воин, в лохматой кавалерийской шапке, которую выменял на сахар, в комсоставских брюках-галифе и в ботинках с обмотками. Такую одежду выдавали тогда в госпиталях после выписки. Да, и еще на госпитальных койках вторично отрастил себе Никулин симпатичные усы. Так ему казалось. Во всяком случае, полагал, что подобная растительность придает определенное мужество ее хозяину. Со временем убедился, что заблуждался. Еще некоторые сослуживцы, бывало, едко доказывали: не идут ему усы. Терпел, не реагировал. А когда вернулся с фронта, любимая девушка заметила: «Эти усы тебя портят». Сбрил и никогда больше их не носил.

ОПЕРЕЖАЯ ВРЕМЯ

В этом месте иной читатель-скептик может резонно поинтересоваться: а зачем автор распространяется здесь про такие пустяки. Возможно, для нас с вами, дорогой читатель, это и пустяки, но только не для творческой натуры. А Никулин всегда был творцом, каждой своей клеточкой. Пройдет четверть века, и закадычный друг Юрия Владимировича режиссер Гайдай приступит к масштабной подготовке картины «Бриллиантовая рука». Сценарий Леонид Иович станет писать с Морисом Слободским и Яковом Костюковским, но всю остальную организаторскую работу разделит пополам с Никулиным. То есть в данном конкретном случае можно с полным основанием говорить о том, что Никулин выступал полноправным сорежиссером будущего фильма. Во-первых, под него лента ставилась даже без проб. Во-вторых, Юрий Владимирович оговорил с руководством цирка себе и супруге полугодовой отпуск. (В ленте Татьяна Николаевна исполняет роль гида, а их сын Максим играет мальчика, которого Козодоев ногой спихивает в море.) В-третьих, Юрий Владимирович натурально занимался поиском нужных типажей, что есть прямая функциональная обязанность штатного второго режиссера. Это именно он нашел колоритного мужика с бородой, который в подземном переходе просит у Горбункова прикурить. Известный на ту пору журналист Леонид Плешаков вспоминал: «В бухгалтерии «Комсомольской правды» подходит ко мне Юрий Никулин и робко так спрашивает: «Извините, ради бога, а у вас на груди есть волосы?» Я опешил и отвечаю: «А куда ж им деться». – «В таком случае, – продолжает знаменитый клоун, – не могли бы вы сыграть в нашей новой картине эпизодическую роль?» Ну я уже пришел в себя и отвечаю: «С удовольствием, только если вы дадите мне интервью». – «Ну что ж, по рукам», – сказал Никулин.

Так в картине появился чудный эпизод: «Папаша, огоньку не найдется?» – «…» – «Ты что, глухонемой, что ли?» – «Да!»

Правда, если общение Горбункова с неизвестным типом в общественном туалете было прописано в сценарии, то в ситуации с усами все оказалось намного сложнее. В ресторане «Плакучая ива» Козодоеву, как известно, требовалось «накачать» обладателя бриллиантовой руки до потери пульса. Сценарий так диктовал. Но одно дело написанный сюжет и совсем другое – воплощение его на экране. Очень непросто было хотя бы логично показать стремительное опьянение трезвенника Горбункова «в стельку». Ресторанная сцена поэтому затягивалась и становилась все более скучной. Ее требовалось или чем-то оживить, или переписывать заново. И тут Юрий Владимирович вспомнил коллизию со своими армейскими усами: «Братцы, а что, если мы разыграем вот такую сценку?» Дальше, читатель, вы уже знаете про то, что стало кинематографической классикой:

«Горбунков: – Вы к кому?

Посетитель ресторана: – К тебе!

Г: – Ну?

П: – Не узнаешь?

Г: – Не узнаю́!

П: – Может, выпьем?

Г: – Выпьем!

П: – Я тебя тоже не сразу узнал…

Г: – Да?

П: – Угу! Ты зачем усы сбрил?

Г: – Что?

П: – Я говорю, зачем усы сбрил, дурик?

Г: – У кого?

Козодоев: – Простите, с кем имею честь?

П: – Лодыженский, Евгений Николаевич, школьный друг этого дурика! Вы не знаете, зачем Володька усы сбрил?

К: – Усы? Сеня, по-быстрому объясни товарищу, почему Володька сбрил усы. У нас очень мало времени. Пей!

П: – Сеня?! (смеется) Вы уж простите, ну… Обознался. Вот усы вам – вылитый Володька Трынкин, вылитый!

К: – Товарищ, у вас когда самолет?

П: – Ой! Да, пора. Ну, будете у нас на Колыме! (жмет руку Горбункову, Козодоев давится и кашляет)…будете у нас на Колыме – милости просим! (жмет руку и Козодоеву)

К: – Нет, уж лучше вы к нам!»

В этой, впрочем, как и в других комедиях Гайдая с участием Никулина очень много коротких и разных придумок последнего. Специалисты даже утверждают, что их гораздо более сотни. Например, потрясающий диалог контрабандистов целиком сочинен Никулиным.

«– Дэтси аин шматси? (Куда ты смотрел, старый осел?)

– Взъерра мод. (Но тот тоже сказал пароль «Черт побери!»)

– Черт побери, черт побери! Хэрок эскусто бэн шлак мордюк! Хэрок эскусс мордюк, тобиш нак!

(Дальше следует непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений)»

Это вовсе не язык какой-то южной страны, а сплошная тарабарщина. Только «слово» «мордюк»