Пора убивать - Джон Гришэм

Экер, старший, уселся за длинный пыльный стол, и в головеего мелькнула мысль о сотнях, может, тысячах своих земляков, которые напротяжении последнего столетия сидели за этим самым столом, рассуждая осправедливости. Но чувство гордости за сопричастность к решению прогремевшегона всю страну дела было полностью вытеснено из его души страхом. Интересно,подумал он, многим ли его предшественникам угрожали? Уж кому-то – наверняка, суверенностью сказал себе Барри.

Остальные члены жюри наливали себе по чашке кофе и не спешарассаживались вокруг стола. В Клайде Сиско комната, где они сейчас находились,разбудила приятные воспоминания. Последний раз, когда был членом жюриприсяжных, Клайд неплохо заработал, и теперь он тешил себя мыслью о возможномновом вознаграждении, полагающемся ему за справедливый и беспристрастныйвердикт. Вот только та сторона почему-то не звонит.

– Как бы вы хотели построить нашу работу? – спросил старший.

Рита Мэй Планк сидела с убежденно неприступным видом. Этобыла простая, грубая женщина, жившая вместо дома в трейлере, без мужа, с двумяотбившимися от рук сыновьями, которые ненавидели Карла Ли. В груди ее что-токипело, и ей не терпелось от этого избавиться.

– Хочу сказать пару слов, – проинформировала она сидевших.

– Отлично, – отозвался Экер. – Почему бы вам не начать,миссис Планк, а за вами выскажется каждый, по очереди.

– Вчера я сказала «виновен» и при следующем голосованиискажу то же самое. Не понимаю, как кто-то может оправдывать его. Пусть мне хотьодин из вас объяснит, почему мы должны жалеть этого ниггера.

– Не смейте употреблять это слово! – послышался голос ВандыУомэк.

– Если я хочу сказать «ниггер», я говорю «ниггер», и вы тутничего не сможете сделать, – ответила ей Рита Мэй Планк.

– Прошу вас, не нужно так. – Это была Фрэнсис Мак-Гоуэн.

– Вы оскорбляете меня лично, – заметила Ванда Уомэк.

– Ниггер, ниггер, ниггер, ниггер! – взорвалась Рита МэйПланк.

– Хватит вам, – вмешался Клайд Сиско.

– Господи, – негромко проговорил Экер, – послушайте, миссПланк, давайте будем искренними. Каждый из нас пользуется этим словом, хотя быиногда. Я уверен, кое-кто делает это чаще, чем другие. Но для многих оно звучитоскорбительно, и, я думаю, будет лучше, если во время обсуждения мы постараемсяизбегать его. Нам хватает и других забот. Давайте договоримся не произноситьэто слово.

За исключением Риты Мэй Планк все согласно кивнули. СьюУильямс тоже захотелось высказаться. Ей было около сорока, выглядела онапривлекательной, была со вкусом одета. Работала Сью в управлении охраныздоровья.

– Вчера я не голосовала. Воздержалась. Но вообще-то яиспытываю сочувствие к мистеру Хейли. У меня есть дочь, и если бы ееизнасиловали, я бы, наверное, сошла с ума. Я могу себе представить, что должныиспытывать родители в такой ситуации, и мне кажется, мы поступим несправедливопо отношению к мистеру Хейли, если будем считать, что он действовал обдуманно,по расчету.

– Вы полагаете, в тот момент он был не в себе? – спросилаРеба Беттс, у которой вчера не было никакого мнения.

– Этого я не знаю. Но я уверена, он не был самим собой.

– Значит, вы поверили тому лекаришке, которыйсвидетельствовал в его пользу? – задала вопрос Рита Мэй Планк.

– Да. Он говорил не менее убедительные вещи, чем экспертобвинения.

– А мне понравились его сапоги, – вставил Клайд Сиско. Никтодаже не улыбнулся.

– Но его же судили. Он изворачивался, пытался это скрыть. Ниединому его слову нельзя верить.

– Он занимался любовью с девчонкой, которой не быловосемнадцати, – сказал Клайд. – Если это называть преступлением, тогда половинуприсутствующих следовало бы отдать под суд.

И опять шутка ничуть не разрядила атмосферу. Клайд решил навремя воздержаться от всяких реплик.

– Но ведь потом они поженились, – напомнила колебавшаясявчера Донна Лу Пек.

Разговор шел по кругу: высказывались мнения, задавалисьвопросы, выслушивались ответы. Табуированное слово особенно тщательноизбегалось теми, кто вчера признал Карла Ли виновным. Постепенно позициякаждого принимала все более четкие очертания. Похоже было, что большинствонеопределившихся склонны считать Хейли абсолютно нормальным человеком, лишившимжизни двух других. Спланированность его акции, знание маршрута и временипередвижения жертв, наличие «М-16» – все это говорило о том, что убийство готовилось.Другое дело, если бы Хейли застал их на месте преступления и покончил с нимитам же – тогда все было бы ясно. Но человека, который в течение шести днейвынашивает в себе план мести, никак не назовешь умалишенным.

Ванда Уомэк, Сью Уильямс и Клайд Сиско готовы были оправдатьобвиняемого, но остальные считали его виновным. Барри Экер хранил полнуюневозмутимость.

* * *

Эйджи развернул огромное бело-голубое полотнище с надписью«Свободу Карлу Ли!». Позади него, футах в пятнадцати, собирались священники,поджидая, когда люди выстроятся за ними в колонны. Марш должен был начатьсяздесь, на Джексон-стрит, прямо напротив входа в здание суда. В рупор Эйдживыкрикивал какие-то инструкции. Тысячи людей вставали плечом к плечу. Стоявшиев первых рядах начали двигаться вперед. Огромная змея медленно поползла вниз поДжексон-стрит, свернула на Кэффи – западную границу площади. Во главе шелпреподобный Олли Эйджи, ведя за собой демонстрантов, время от времениподбадривая их призывным кличем «Свободу Карлу Ли! Свободу Карлу Ли!». Толпаподхватывала мощным, многоголосым хором. Чем дальше продвигалась колонна, тембольше вливалось в нее людей, тем грознее звучал призыв.