Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

сторону сенатора Джексона, а не Киссинджера, и я не хотел терять время на бесполезные споры. Эмигрантская пресса не умела спорить корректно, по существу, и быстро переходила к обвинениям и оскорблениям. На моем выступлении в сенате 8 октября неизбежно присутствовали сотрудники русской службы «Голоса Америки», радиостанции «Свобода» и, возможно, корреспондент от «Нового русского слова», которые, несомненно, уже подвергли мои показания острой критике. Как я узнал впоследствии, на слушаниях присутствовал и специальный эмиссар от Народно-Трудового союза солидаристов из Франкфурта Авраам Шифрин. В мае в Стэнфордском университете он пытался прервать мою лекцию. Поэтому я навел о нем справки у друзей. Шифрин был ветераном войны. Окончил после войны юридический институт и работал до эмиграции следователем в Тульской области. Он был осужден в 1954 году, по его словам, «за шпионаж в пользу Израиля и США» и после освобождения эмигрировал в Израиль, оттуда переехал в ФРГ и вступил там в НТС. Шифрину, наверное, поручили задать мне на слушаниях несколько вопросов, но регламент заседания не позволил ему этого сделать.

В Нью-Йорке я посетил две выставки, побывал в кинотеатрах и встретился с Патрицией Блейк, журналисткой Time, ответственной в нем за проблемы советской культуры и литературы. Я писал в главе 24 о ее работе над биографией Солженицына. Она рассказала, что Солженицын согласился встретиться с нею в Цюрихе в прошедшем августе, однако от регулярного сотрудничества, так необходимого биографу, отказался. В качестве своего биографа он выбрал редактора журнала Index on Censorship Майкла Скэммела (Michael Scammell). Преимуществом Скэммела было свободное владение русским разговорным языком. Патриция читала на русском свободно, но разговорным языком владела плохо. Отличное владение русским Скэммел приобрел, по словам Патриции, после двухлетнего обучения в секретной британской школе разведчиков. Патриция, продолжавшая следить за всеми публикациями Солженицына, была сильно разочарована его философско-историческими очерками «Раскаяние и самоограничение» и «Образованщина», опубликованными в сборнике «Из-под глыб» (Париж: YMCA-Press, 1974).

Я не забыл, однако, просьбы Владимира Дудинцева в его письме в июне прошлого года. Он тогда просил меня посетить в Нью-Йорке издательство «Dutton» и поговорить с его новым директором Дж. Макреем III относительно гонорара за американское издание романа «Не хлебом единым». Эта встреча состоялась 14 октября в помещении издательства на Парк-авеню. Макрей, однако, отказывался поднимать старые архивы своего отца. Он подготовил лишь чек на 384 доллара за рассказ «Новогодняя сказка», напечатанный в журнале, но был готов заключить договор с крупным авансом на будущий новый роман.

Гарвардский университет

Моя следующая остановка планировалась в Гарвардском университете в Кембридже. Снова, как и в апреле, меня пригласил в университет профессор Пол Доти, директор Центра международных проблем. Я познакомился с ним еще в 1961 году на Биохимическом конгрессе в Москве. В Гарвардском университете он руководил кафедрой биохимии и молекулярной биологии, однако очень серьезно и профессионально занимался проблемами сокращения ядерных вооружений и был официальным советником президента США. Показаниям профессора Доти и его коллеги профессора химии Гарвардского университета Джорджа Кистяковского (George Kistiakowsky) было посвящено отдельное заседание слушаний комиссии Фулбрайта 12 сентября по гарантиям разоружения, которые обеспечивались проектом договора SALT-1.

Моя лекция 17 октября в восемь вечера была из серии Jodidi Lecture, которую основал меценат, выделив на это какой-то грант, и состоялась она в аудитории Открытого дома (Open House). Присутствовало около двухсот человек, в основном сотрудники, а не студенты. Местная газета The Harvard Crimson поместила на следующий день отчет о ней на первой странице под не очень точным заглавием: «Soviet Scientist Blasts Jackson on Trade Bill» («Советский ученый обрушился на Джексона и закон о торговле»).

В субботу и воскресенье я оставался в Кембридже. Отсюда мне предстояла поездка поездом в Буффало, индустриальный город на северной границе штата Нью-Йорк вблизи Ниагарского водопада.

Утром в субботу позвонил в гостиницу профессор Доти. «В “Нью-Йорк Таймс” опубликован обмен письмами между Киссинджером и Джексоном, – сообщил он, – кажется, проблема с разрядкой разрешена. Посмотрите, я хочу знать ваше мнение, вечером встретимся…» Я вышел, чтобы купить газету. Но нашел ее не сразу. The New York Times – безусловно, лучшая и самая большая газета мира. В субботу она выходила, наверное, на ста страницах, а в воскресенье еще больше (весила до трех килограммов). Но ее развозили в багажном отделении автобусов и продавали не по всей Америке, а в основном в штате Нью-Йорк и по Восточному побережью. В Бостоне и Кембридже она появлялась поэтому позже местных газет. Газеты в США продавались не в киосках, а в полуавтоматах. В обычные дни надо было опустить в них 10 центов, в субботу – 25, в воскресенье – 50, затем открыть окошко и взять верхний номер из стопки.

Сообщение об обмене письмами между Киссинджером и Джексоном публиковалось на первой странице, но полные тексты писем мелким шрифтом воспроизводились в международном разделе. Я их вырезал и храню до настоящего времени.

Поправка Джексона. Соглашение, которого не было

Обмен письмами между государственным секретарем и сенатором Джексоном произошел 18 октября, однако по содержанию письма Киссинджера видно, что оно было подготовлено несколько раньше. 9 октября Киссинджер улетал в Египет, это было началом его поездки по Ближнему Востоку. Ему предстояло посетить семь стран, и он возвращался в Вашингтон лишь 17 октября. Может быть, он и смог прочитать уже в пятницу ответ Джексона, но вряд ли успел одобрить публикацию текстов писем, создававшую впечатление согласованного обмена. По содержанию этого обмена необходимо было бы и третье письмо – проясняющий ответ Киссинджера Джексону, так как между двумя письмами от 18 октября наблюдалось явное несоответствие.

Киссинджер в общих чертах информировал Джексона о том, что советское руководство обещало прекратить какую-либо дискриминацию в отношении лиц, высказавших намерение эмигрировать из страны, и будет действовать в строгом соответствии со своими законами. Подавших заявления на эмиграцию не будут увольнять с работы или понижать в должности. Однако эта практика не может распространяться на тех, кто работает в секретных или военных учреждениях, так как существует законная система лишения потенциальных эмигрантов допуска к секретной информации. Эмиграционный налог, уже отмененный ранее, не будет реактивирован. Общее количество выдаваемых эмиграционных виз будет увеличиваться от уровня 1973 года, когда оно достигло максимума в 34 000, пропорционально числу заявлений на эмиграцию.

Киссинджер выражал уверенность в том, что уступки, которые сделаны руководством СССР в результате действий сената и администрации США и сформулированы в настоящем письме, «приведут к нормальным торговым отношениям между США и СССР ко взаимной пользе обеих стран». Выполнение условий соглашения будет