Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Ответ сенатора Джексона, опубликованный газетой, был сформулирован, однако, в виде условий, конкретизирующих необходимые уступки.

«…Наше понимание отказа от репрессивных мер состоит в том, что по отношению к желающим эмигрировать и членам их семей не будет осуществляться призыв на военную службу… взрослые люди, желающие эмигрировать, не должны будут получать на это согласие своих родителей или других родственников… для тех, кто пожелал эмигрировать, но имел доступ к действительно секретной информации, задержка в получении разрешения на эмиграцию не будет превышать трех лет с того момента, когда они утратили доступ к такой информации… Мы понимаем, что число эмиграционных виз будет быстро расти… минимальным количеством выданных виз, которое будет считаться выполнением условий договоренности, должно быть 60 000 в год… причем этот контрольный показатель не должен включать лиц, которые эмигрируют в страны Европы по договоренности с их правительствами…» (Это был намек на относительно свободную эмиграцию советских немцев Поволжья в ФРГ. Потенциальное число таких эмигрантов приближалось к миллиону.)

П. Доти пригласил меня на вечер в ресторан, чтобы обсудить значение этого прорыва. Он был уверен, что поправка Джексона теперь не пойдет на утверждение в сенат как излишняя и что все договоренности по сокращению стратегических вооружений, достигнутые Никсоном и Киссинджером, будут ратифицированы. Я, напротив, попытался объяснить, что обмен письмами – это попытка Джексона и его спонсоров вызвать досрочный протест со стороны советских лидеров, которые условий Джексона не принимали и принять не могут. По тактическим соображениям Джексону было важно, чтобы руководство СССР публично отвергло те ранее не публиковавшиеся конкретные условия для разрядки, которые не расшифровывались в самой поправке. Такой протест советских лидеров делал неизбежным голосование в сенате и увеличивал большинство в пользу поправки. Письмо Джексона означало похороны разрядки с возможностью обвинить в этом советское руководство.

Между тем обмен Киссинджера и Джексона письмами, опубликованными 19 октября, вызвал ликование в Израиле и среди советских диссидентов. Правительство Израиля начало обсуждать срочную программу строительства домов и поселений для размещения большого потока эмигрантов из СССР.

Академик Сахаров, бывший одним из главных сторонников поправки Джексона, продиктовал 21 октября по телефону в «Хронику Пресс» в Нью-Йорке «Открытое письмо Генри Джексону и Генри Киссинджеру», которое публиковалось под заголовком «Благодарность моих соотечественников». Сахаров ошибочно воспринимал обмен письмами 18 октября как «соглашение между конгрессом и правительством США о принципах предоставления статуса наибольшего благоприятствования», назвал это соглашение «историческим актом, крупной победой свободолюбивых традиций американского народа», которое, заявляет он, «вызывает у меня и многих моих соотечественников огромное восхищение…» (Посев. 1974. № 12. С. 14–15).

Однако никакого соглашения не было. Возник лишь повод для отмены всех прежних, действительно исторических соглашений. Принятие сформулированных Джексоном минимальных требований потребовало бы изменения советского законодательства. Обязательная военная подготовка для всех граждан мужского пола с восемнадцати лет традиционно являлась в СССР конституционной нормой. Право престарелых или больных родителей на помощь от взрослых детей определялось законодательством. Для работников некоторых секретных отраслей, например в области военной авиации и ядерных технологий, статус невыездного лица, независимо от эмиграционных намерений, сохранялся для них по закону шесть лет. Допуск к документам с грифами «Государственная тайна» или «Совершенно секретно» создавал ограничения для выезда из страны и на проживание в СССР в пограничных районах в течение десяти, а иногда и пятнадцати лет. В некоторых секретных учреждениях и в государственных и партийных архивах вообще не существовало сроков давности. Менять все эти нормы в связи с поправкой Джексона никто не собирался.

Западная пресса рассматривала обмен письмами как результат какого-то соглашения, о котором вскоре будет сообщено. Между тем советская пресса хранила по этому поводу полное молчание.

Как стало известно, позже Андрей Громыко направил Киссинджеру письмо с решительным протестом по поводу интерпретации Джексоном уступок СССР, однако оно было помечено как конфиденциальное. Громыко резонно отмечал, что конкретное число эмигрантов в Израиль никогда не было предметом переговоров. Киссинджер молчал, полагая, очевидно, что Москва выдвинет свои возражения открыто. Был в растерянности и Джексон, он не знал, следует ли оставлять поправку в торговом билле или нет. В итоге закон о торговле и поправка Джексона к этому закону принимались сенатом 20 декабря раздельно. Джексон в своем выступлении в сенате заявил, что советская сторона приняла сформулированные им условия. Это была ложная информация, но она обеспечила поддержку сената. За новый торговый закон голосовали 77 сенаторов, против него только 4. За поправку Джексона голосовали 88 сенаторов. Президент Форд не имел права на вето и подписал закон, введя его таким образом в силу. Лишь через три недели, 12 января 1975 года, госдепартамент США получил заявление правительства СССР о том, что оно считает соглашение о торговле и кредитах, подписанное в 1972 году Никсоном и Брежневым, недействительным в связи с добавленной к нему поправкой Джексона. The New York Times прокомментировала 19 января такое развитие событий как «торговое фиаско». В редакционной статье ответственность за это фиаско возлагалась на Джексона, который переиграл и связал руки администрации, единственно уполномоченной на ведение международных переговоров.

От поправки Джексона пострадала прежде всего эмиграция из СССР. В 1973 году из СССР эмигрировали 34 700 человек. В 1975 году был разрешен выезд лишь 13 000. На этом уровне эмиграция продолжалась до 1978 года. Сильно пострадали и все другие сферы сотрудничества СССР и США: почти прекратился культурный обмен, упал торговый оборот, и холодная война приобрела новые, более конфронтационные формы. Усилилась и гонка вооружений. Новые возможности переговоров возникли только между президентом Рейганом и Горбачевым в 1985 году. Однако поправка Джексона оказалась настолько крепко вопреки здравому смыслу привязана к торговому законодательству США, что даже в апреле 2012 года, когда я написал эту главу, она сохраняла силу в отношениях между США и Россией. После распада СССР эту поправку распространили на Беларусь, Узбекистан, Казахстан и другие страны СНГ, кроме Украины, Грузии и Армении.

Буффало – Кливленд

Из Кембриджа я уезжал в понедельник 21 октября в Буффало, индустриальный город на северо-западе штата Нью-Йорк. В местном филиале Нью-Йоркского университета кафедрой клеточной и молекулярной биологии заведовал профессор Мортон Ротштейн (Morton Rothstein), с которым я переписывался и обменивался оттисками статей с 1960 года. Ротштейн был наиболее крупным в США специалистом в области биохимии старения. Он, как и я, обращал особое внимание на возрастные изменения белковых ферментов и нуклеиновых кислот. Объектом исследований Ротштейна были простейшие черви, нематоды. Их преимущество состояло в том, что весь цикл жизни, от рождения до смерти, продолжался лишь четыре недели. Ротштейн