Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

моего ответа Чуковской и Копелеву. Открытый конверт, подписанный «Для Роя», я обычно вкладывал в письмо, адресованное Питеру Осносу, но не в Москву, а в Хельсинки. Конверт (или в других случаях бандероль) надписывались так: «Peter Osnos, The Washington Post, Post Box M. American Embassy, Helsinki, Finland». Обратным адресом ставился лондонский офис той же газеты. Для бандеролей Роберт Кайзер, часто бывавший в Лондоне, оставил мне пачку фирменных адресных наклеек своей газеты. Это облегчало прохождение писем и бандеролей через американскую посольскую цензуру. Из Хельсинки в Москву почти каждый день отправлялся запломбированный железнодорожный вагон с почтой и посылками, нередко продовольственными, от родных и друзей сотрудников посольства США в Москве. Из Вены дипломатическая почта отправлялась в Москву самолетом в сопровождении дипкурьера. Разгрузка американского вагона в Москве производилась советскими рабочими, и кое-что поэтому могло пропадать.

Рой ответил мне в письме от 29 ноября, что Копелева увидеть не смог, так как он лежал в больнице с воспалением легких. Далее Рой писал:

«Его жена Раиса Орлова объяснила мне по телефону, что сообщение об открытом письме пошло в эфир от агентства Франс Пресс, причем это агентство получило в Москве текст на одной странице (вместо шести) без начала и конца и без всяких оговорок. Это было чье-то изложение, составленное по памяти после прочтения. Я почему-то думаю, что это сделала жена А. Д. (Андрея Дмитриевича. – Ж. М.) – у нее связь со всеми корреспондентами…»

Ответ от Лидии Корнеевны, датированный 5 декабря, пришел заказным письмом. Это был целый памфлет на семи страницах с множеством высокопарных фраз и с уверениями в том, что с текстом подготовленного Медведеву письма они «ни разу не разлучались. Если выносили из дому, то давали читать при себе и сами уносили обратно. Ни один экземпляр никем не был скопирован». «Я лично, – писала Чуковская, – показала свой четырем людям, включая А. Д. и его жену…

Что же случилось?.. Случилось несчастье. Мы и Вы – преданы, проданы, обмануты и вываляны в грязи…

Подслушавшие аппараты? Они умеют подслушивать, но не умеют вставлять того, о чем не говорилось. Стало быть – люди… Возле». Это «возле» означало, что Лидия Корнеевна имела в виду кого-то из своих знакомых.

Объяснительное письмо от Копелева, датированное 10 декабря, пришло из ФРГ. Он сообщал, что распространителем «фальшивки» «был некто Владимир Вишневский, французский гражданин русского происхождения, сотрудник Франс Пресс…» «Текст фальшивки, – пишет Копелев, – мы тоже прочли и убедились, что в нем присутствуют лишь несколько отрывков фраз из подлинного письма: остальное – нарочито грубый искажающий пересказ».

Копелев предположил, что вся эта история является провокацией КГБ, который подслушал их разговоры при подготовке «Письма Медведеву».

Я не стал отвечать ни Чуковской, ни Копелеву. Моя переписка с ними полностью прекратилась. Оправдываясь, они вводили меня в заблуждение. Агентство Франс Пресс и его бывший корреспондент Вишневский не имели к передаче в эфир и в прессу текста Чуковской и Копелева никакого отношения. Весь этот материал распространялся вечером 6 ноября на английском языке американским агентством Юнайтед Пресс Интернэшнл (UPI), самым крупным в мире агентством новостей, штаб-квартира которого находилась в Вашингтоне. В Лондоне репортаж в The Guardian, лейбористской газете, подготовил Джонатан Стил (Jonathan Steel), с которым я уже был знаком. В Англии подобного рода материалы проверяются на достоверность, чтобы избежать возможного суда за клевету.

Я позвонил Джонатану, прежде чем отправить ответы Копелеву и Чуковской. Он мне объяснил, что получил текст из лондонского отделения UPI 6 ноября и его заверили, что у них есть русский оригинал, полученный 6 ноября их московским корреспондентом от надежного источника. Имена источников агентствами новостей никогда не раскрываются. В репортаже The Guardian также сообщалось: «Меньше года назад Чуковская, автор преимущественно книг для детей, назначила д-ра Медведева своим агентом на Западе и просила, чтобы все ее гонорары поступали к нему». Эти сведения могли исходить только от Чуковской. Три цитаты из письма Чуковской и Копелева, которые Дж. Стил приводил в своей статье, полностью соответствовали оригиналу. Это относилось и к последней фразе-рекомендации, которую я процитировал выше.

Странным для меня казалось вообще обсуждение этой мелкой, частной истории в радиопередачах и в серьезных газетах, читатели которых не могли знать ни Копелева, ни Чуковскую. Их письмо – это не событие для международной прессы, тем более 7 ноября. Протолкнуть ее в разряд сенсаций дня могли лишь заинтересованные и известные люди, пожелания которых западные корреспонденты в Москве привыкли выполнять.

В The Guardian я написал короткое письмо, которое было опубликовано 4 декабря в разделе «Письма в редакцию» под заголовком «Nobel Noble or ignoble?». Я не спорил с содержанием статьи Дж. Стила, а лишь отметил, что письмо моих друзей, датированное 19 октября, было сугубо конфиденциальным, а не открытым и попало через две недели к журналистам в Москве странным путем.

Полной разгадки этой истории нет и до настоящего времени.

С Л. З. Копелевым Рой, а затем и я восстановили отношения. Он был благородным человеком и принес мне свои извинения. У него, кроме того, как сообщал Рой, обострилась аденома предстательной железы, и ему срочно требовались лекарства. Сыграло некоторую роль и распространявшееся в самиздате стихотворение о Копелеве, написанное Евгением Евтушенко летом 1974 года в Коктебеле:

Допотопный человек

Человек седой, но шумный,

очень добрый, неразумный,

отчего он, молодой,

с громогласными речами,

с черносливными очами

и библейской бородой?

Раскулачивал в тридцатых,

выгребая ржи остаток

по сараям, по дворам.

Был отчаянно советский,

изучал язык немецкий

и кричал: «No pasarán!»

В рупор, треснувший в работе,

сыпал Шиллера и Гёте,

агитируя врага.

Защитил однажды немку

и почувствовал системку,

ту, которой стал слуга.

Но остался он вчерашним

на этапах и в шарашке.

…………..

Он постукивает палкой,

снова занят перепалкой.

Распесочить невтерпеж

и догматика, и сноба.

Боже мой, он верит снова,

а во что – не разберешь.

Ребе и полуребенок,

бузотер, политработник,

меценат, но без гроша,

и не то чтоб золотая,

но такая заводная,

золотистая душа!

20 мая 1974

Коктебель

Работа в институте. 10-й Геронтологический конгресс

Работа в отделе генетики института, уже в статусе штатного сотрудника, отодвигала все остальные проблемы на второй