Плач к Небесам - Энн Райс

На мгновение ему показалось, что сейчас эти люди помешаютему пройти. Но прежде чем схватиться за шпагу или сделать еще что-нибудь стольже глупое, ледяным тоном он повторил слова отказа. Очевидно, бравос Раффаэлебыли совершенно не готовы к такому обороту дела, и, не зная, как поступить,стушевались и не решились силой запихнуть Тонио в ожидавшую снаружи карету.

Но когда он уселся в собственный экипаж, то увидел, что иони тут же вскочили на коней. Поэтому Тонио, придумав хитрый план, приказалкучеру отвезти его на площадь Испании.

У палаццо Санфредо его карета замедлила ход и поползла, какчерепаха. Миновав палаццо, Тонио добрался до второго проулка, где проезд былтаким узким, что карета чуть ли не царапала стены, и там незаметно выскользнулиз нее и закрыл дверь, а потом, спрятавшись в темноте, подождал, пока бравосграфа проедут мимо.

* * *

Итак, долгожданный момент настал.

Тонио открыл нижнюю дверь палаццо и, увидев факел,освещавший лестничную площадку, остановился и взглянул наверх. Лестничныйколодец казался продолжением улицы — такой он был заброшенный, холодный. Глядяна него, Тонио постарался ни о чем не думать. Иначе ему неизбежно пришли бы вголову мысли о том, что уже три, нет, четыре года он не лежал в постели сженщиной, и о том, что он не в состоянии избежать предстоящего, хотя и не имелни малейшего представления, чем это могло бы закончиться.

В какой-то момент он даже пробормотал вслух, хотя и довольноневнятно, что можно найти решение. Надо уверить себя, что она некрасива,непривлекательна. И тогда он освободится от наваждения.

Но все же он не двигался с места.

И уж совершенно врасплох его застало появление со стороныулицы двух англичан. Те говорили на своем родном языке и тут же чуть ли непо-приятельски поздоровались с ним. Ему показалось, что они прямо-таки сблагоговейным ужасом поглядывают на его рост, хотя и сами были немного выше,чем итальянцы. Тонио просто оцепенел. Он был совершенно уверен в том, что онипялятся на него, потому что он уродлив. Ледяным взглядом проводил он их вверхпо лестнице.

Ему пришло в голову, что, будь здесь зеркало, он мог быпосмотреться в него и увидеть, кто же он все-таки. Дитя-переросток, как емуиногда казалось, или — раз и навсегда — чудовище? Он задумался. Печальзахлестывала его, делала слабым, и ему вдруг пришло в голову, что он легко могбы отправиться нынче вечером к графу, и тогда эта девушка, окончательно имоскорбленная, стала бы отныне держаться от него подальше.

Так что когда он все же поставил ногу на ступеньку и началподниматься наверх, то сам этому немного удивился.

* * *

Дверь в студию оказалась открыта, и первое, что бросилосьему в глаза, было небесным сводом, совершенно черным небом, усыпанным яркимизвездами.

Сама по себе эта просторная комната ничем не освещалась. Нов ней были огромные высокие окна, одно прямо перед Тонио, а другое — справа.Широкий, чуть скошенный потолок тоже был стеклянным. Благодаря всему этому иможно было видеть ночное небо.

Шаги его звучали глухо; на миг он потерял равновесие, емупочудилось, что небо над этим крохотным клочком земли посреди Римапередвигается, словно над плывущим в океане кораблем.

Звезды казались просто дивными. Созвездия представали передним в удивительно четком виде. И, глубоко вдыхая свежий воздух, проникавший вкомнату, он медленно покружился под небесами, словно ему совершенно нечего былобояться в этом мире, и неожиданно почувствовал себя очень маленьким и оченьсвободным.

Лишь после этого он заметил, что в комнате все жеприсутствуют кое-какие предметы: стол, стулья, картины на мольбертах, с темнымифигурами, прорисованными на белом фоне, а еще ряды разных бутылочек ибаночек... И почувствовал острый запах скипидара, перебивший внезапно болееглубокий и приятный запах масла, которым пользуются художники.

А потом он увидел ее, Кристину, стоявшую в тени, в самомдальнем от окон углу. Ее голова была покрыта свободными складками капюшона.

Страх обуял его. Сковал, лишил сил. И все те трудности, чтоон воображал себе, снова стали терзать его. Что он скажет ей? Как они начнут?Что вообще может произойти между ними? Что считается само собой разумеющимся?Что вообще они оба здесь делают?

Он почувствовал дрожь в руках и ногах и, радуясь, что вкомнате темно, склонил голову. Печаль заполняла эту высокую, открытую небукомнату, печаль вставала стеной и была темнее самой ночи. Ему казалось, что этадевушка слишком невинна, а воспоминание о ее красоте создало в его сознании абсолютнонеземной образ.

Но в реальности темная фигура уже приближалась к нему, ивдруг в этой пустой комнате прозвучал голос Кристины, и этот голос произнес егоимя.

— Тонио, — сказала она, как будто какая-тоблизость уже успела связать их, и как только он услышал ее низкий и довольномелодичный голос, то невольно приложил к губам палец.

Теперь он видел ее лицо под капюшоном, а сам капюшон вдругнавеял на него мысли о монахах, что обычно сопровождают на эшафот приговоренныхк казни, и тогда он быстро протянул руку, легко преодолев расстояние, ещеостававшееся между ними, и стянул капюшон с ее волос.

Она не шелохнулась. И не испугалась. Даже когда его пальцывтиснулись в тугие пряди и, разведя их, сомкнулись у нее на затылке. Онашагнула ближе.

И, неожиданно поднявшись на цыпочки, прильнула к нему всемсвоим юным телом, укутанным тонкой шерстяной тканью и кружевом. И он тут жеощутил мягкость ее подбородка и невинность пухлых губ, а потом, по внезапнойдрожи, почувствовал охватившее девушку желание.

И это желание покорило его, передалось всему его телу, рту,вытягивающему желание из ее губ, из теплой, сладкой ложбинки на шее, а потом ииз округлости высоких, прикрытых тонкой тканью грудей.

Тонио прижал к своей груди ее голову так сильно, что,наверное, даже причинил Кристине боль, и потом зарылся лицом в ее волосы,приподымая их сияющими пригоршнями, которые даже в этой сумрачной зимнейкомнате отсвечивали золотом. Крохотные завитки волос стали щекотать его лицо, итогда, оторвавшись от нее, он тихо вздохнул, и этот едва уловимый звук тут жерастворился в воздухе.

Кристина отстранилась от него и, взяв его за руку, повела всоседнюю комнату.

Даже ее пальцы показались ему странными на ощупь — хрупкими,словно драгоценности. Он поднес ее руку к губам.

Перед ними, у дальней стены, стояла кровать. Вся остальнаямебель была зачехлена; похоже, этой комнатой давно не пользовались.

— Свечи, — шепнул он. — Свет.

Она замерла, словно не поняла. А потом покачала головой.