Плач к Небесам - Энн Райс

А еще там были приглашения всех сортов. Два от русскихаристократов, одно от баварского, еще одно от влиятельного герцога. А внескольких его звали на поздние ужины после представления, и эти приглашениязаинтересовали его больше других.

Он подумал о Раффаэле ди Стефано и о том, сколько временипонадобится ему, чтобы одеться и добраться до дома графа. Раффаэле уже спит, вкомнате так тепло... И вдруг сон стал накатывать на Тонио ласковой, мягкойволной, и, сложив руки на груди, он закрыл глаза.

От Кристины ничего не было. А почему, собственно, он чего-тождал?

Почему?

И все же, уже поднявшись с кресла, он бросил на письма ещеодин взгляд. И, развернув в руке веером еще неоткрытые письма, увидел какой-тознакомый почерк.

Он не мог определить, кто это написал. А открыв письмо,прочел следующие слова:

"Мой Тонио,

неизвестно, что еще вышло бы, одержи ты верх над менеезначительным человеком. Но ты сделал это своей победой. Это тот уровень, докоторого доживают немногие. Сегодня ты заставил самих ангелов остерегатьсятебя. Пусть Бог никогда не покинет тебя,

Алессандро".

А ниже, как будто после некоторого раздумья, был приписанадрес местопребывания Алессандро в Риме.

Почти час спустя Тонио вышел из палаццо. Воздух был бодрящими чистым, и те несколько узких улиц, что отделяли его дом от того, который былупомянут в записке Алессандро, он прошел пешком.

Когда же дверь в комнату певца отворилась и он увиделзнакомое лицо, то его заколотило так, как почти никогда в жизни. Никогда неиспытывал он такого холода, как сейчас, в этом пустом коридоре; никогда неощущал себя таким маленьким, хотя давно уже сравнялся с Алессандро ростом.

Потом он почувствовал, как Алессандро обнял его, и впервые стех пор, как он покинул Неаполь, Тонио чуть не заплакал.

Он стоял недвижно, и непролившиеся слезы щипали ему глаза.Казалось, огромная волна боли захлестывает его. Сейчас в этой комнате с нимбыла Венеция — сама Венеция с ее кривыми переулочками и те просторные комнаты,что так много лет составляли для него этот город. А потом все в одно мгновениерухнуло, оставив его голым, униженным, уродливым.

Тонио выжал из себя самую ласковую улыбку, какую мог. Акогда Алессандро молча усадил его на стул, сел напротив и протянул руку ккувшину с красным вином, Тонио увидел в нем все ту же, прежнюю, неторопливуюграцию.

Он поставил перед Тонио стакан. И они выпили вместе.

Не произнося ни слова.

Алессандро мало изменился. Даже тонкая сеточка морщин,покрывавшая его кожу, осталась прежней — похожей на вуаль, сквозь которуюпроступало неподвластное времени сияние.

На нем был серый шерстяной халат. Каштановые волосы свободноспускались на плечи. И каждое движение его изящных рук заключало в себемножество невысказанных и мучительных впечатлений.

— Я так благодарен тебе за то, что ты пришел, —сказал Алессандро. — Катрина взяла с меня клятву, что я не будуприближаться к тебе.

Тонио кивнул в знак понимания. Бог знает, сколько разговорил он Катрине, что не будет встречаться ни с одним венецианцем.

— Я пришел к тебе с определенной целью, — ответилТонио, и ему показалось, что произнес это кто-то другой.

А сам он был в это время заперт где-то внутри и молчазадавал такие вопросы: «Что ты видишь, когда смотришь на меня? Ты видишь этидлинные руки, это тело почти гротескного роста? Ты видишь...» — Он не могпродолжать.

Алессандро смотрел на него с самым почтительным вниманием.

— Меня привела сюда не только любовь, — началобъяснять Тонио. — Хотя и одной любви было бы достаточно. А еще того, чтоя должен знать, как ты живешь. Я мог бы пережить потерю всего этого, такникогда и не повидавшись с тобой. Я должен был принять это. Потому что тогда яизбавил бы себя от такой огромной боли.

Алессандро кивнул.

— Что же тогда? — спросил он покорно. — Скажимне. Что я могу рассказать тебе? Что я могу сделать?

— Ты должен никогда и никому не говорить, что яспрашивал тебя об этом, но скажи: бравос моего брата Карло — это те же самыелюди, что сослужили ему службу, когда я в последний раз был в Венеции?

Алессандро немного помолчал. А потом ответил:

— Те люди исчезли, как только ты уехал. Государственныеинквизиторы повсюду их искали. А сейчас у него на службе состоят другие люди,не менее опасные...

Тонио кивнул. Лицо его ничего не выражало.

Все было просто, очень просто, как он и надеялся. Онисбежали, чтобы спасти свою шкуру. Италия поглотила их. И может быть,где-нибудь, когда-нибудь он наткнется на них и воспользуется возможностью, еслитаковая представится. Но ему не было до них дела. Было бы невероятно, чтобыКарло не нашел способа заставить их замолчать навеки.

Так что теперь его ждал один только Карло.

— О чем еще рассказать тебе? — спросил Алессандро.

После паузы Тонио попросил:

— О моей матери. Катрина написала мне, что она былабольна.

— Она и теперь больна, Тонио, очень больна, —ответил Алессандро. — Двое детей за три года, а совсем недавно — потеряеще одного.

Тонио вздохнул и покачал головой.

— Твой брат несдержан и неуправляем в этом, как и вовсем остальном. Но это старая болезнь, Тонио. — Голос Алессандро упал дошепота. — Больше, чем что-либо другое. Ты знаешь ее природу.

Тонио отвел глаза в сторону, слегка наклонив голову.

И после долгого молчания спросил:

— Но разве он не сделал ее счастливой? — В еготоне послышалось тихое отчаяние.

— На какое-то время. И такой же счастливой ее могсделать любой, — ответил Алессандро, не сводя глаз с Тонио. Он словноизучал его и, казалось, пытался понять, что стоит за этим вопросом. — Онаплачет по тебе, Тонио, — прибавил он потом. — И никогда непереставала плакать. А когда она узнала, что ты будешь выступать в Риме,желание увидеть тебя превратилось для нее в наваждение. Одно из моихофициальных поручений заключается в том, чтобы привезти ей ноты оперы и самыйподробный отчет о том, как все происходило. Я должен буду рассказать ей все,что смог запомнить. — На его губах мелькнула улыбка. — Она любиттебя, Тонио, — сказал он. А потом, понизив голос так, что его едва можнобыло услышать, закончил: — Ее положение совершенно невыносимо.

Тонио выслушал эти слова молча, не глядя на Алессандро.