Плач к Небесам - Энн Райс

Всю следующую неделю Гвидо и Тонио, как никогда прежде, жилии дышали оперой. Весь день уходил у них на разбор «ошибок» и слабых местпредыдущего представления. Гвидо вносил изменения в аккомпанемент и задавалТонио сложнейшие упражнения, совершенно немыслимые в прошлом. Синьора Бьянкараспарывала швы, поправляла кринолины, пришивала новые кружева или стразы.Паоло всегда был готов бежать по любому поручению.

Своими трелями и верхними нотами Беттикино превосходил самсебя, а Тонио при этом улучшал каждое его достижение. В дуэтах же их голосасоздавали совершенно исключительную красоту, подобную которой не помнил никтоиз слышавших их, и театр, снова и снова умолкая в эти фантастические мгновения,быстро разражался воплями и криками «браво!». Любое движение занавесасопровождалось громоподобными овациями.

В первом и втором ярусе собирался буквально весь свет.Иностранцы устраивали все больше карточных игр и ужинов, а билеты на каждоепредставление оказывались распроданными еще до того, как Руджерио открывалдвери.

Каждую ночь в коридорах за сценой Гвидо осаждали не толькотолпы поклонников, но и агенты, предлагавшие сезонные ангажементы в Дрездене,Неаполе, Мадриде.

В гримерную вносили цветы, драгоценные табакерки,перевязанные лентами письма. Кучера ждали ответов. Мрачный граф ди Стефаноснова и снова терпеливо кивал, когда твердокаменный маэстро в очередной раззаявлял, что Тонио еще не готов погрузиться в вихрь светской жизни.

Наконец, после седьмого успешного представления, Гвидо заселс синьорой Бьянкой в запертой гримерной и составил список приглашений, которыеТонио следовало принять в первую очередь.

Теперь он мог повидать графа ди Стефано в любое время, когдазахочет. Он мог навестить его сегодня вечером.

У Гвидо больше не осталось сомнений. Его ученик прошел всемыслимые и немыслимые испытания. Он получил приглашения из лучших оперныхтеатров мира. И Гвидо впервые согласился с заверениями Руджерио, что операбудет идти вплоть до самого конца карнавала.

* * *

Однако торжество Гвидо не было полным, пока, проснувшись нарассвете, он не увидел у своей постели Тонио. Тот сидел и глядел в распахнутоеокно.

Накануне вечером граф ди Стефано увел Тонио почти силой. Онипоссорились, потом помирились и уехали. И хотя влюбленность ди Стефано слегкатревожила Гвидо, он находил ее забавной.

Сам же он, освободившись от графини, которая вернулась вНеаполь, провел четыре сладостных часа с юным темнокожим евнухом из Палермо.Мальчик этот — его звали Марчелло — пел довольно неплохо, но годился только напустяковые роли, и Гвидо честно ему об этом сказал.

А потом началась любовная игра самого медленного,восторженного и утонченного свойства, ибо младший из них оказался мастером насамые разные чувственные секреты. Его кожа пахла теплым хлебом, и он был однимиз тех немногих евнухов, что обладали пухленькими грудками, сладкими и сочными,как у женщины.

Потом он был очень благодарен за те несколько монет, чтосунул ему Гвидо. И, умоляя пустить его за сцену, пообещал купить себе новыйкамзол на те деньги, что дал ему маэстро.

Поняв, что эти приятные свидания будут ожидать его еженощно,Гвидо постарался отнестись к этому спокойно и думать об этом как о чем-тообыденном.

Теперь же было раннее утро, и холодный зимний свет заполнялкомнату, когда Тонио повернулся и подошел к нему.

Гвидо протер глаза. Ему показалось, что Тонио весь покрыткрошечными точечками света. Потом он понял, что это капли дождя, и все же юношаказался ему призраком. Свет сверкал на его золотистом бархатном камзоле, набелых оборках воротника и на слегка взъерошенных черных волосах. Когда онопустился рядом с Гвидо, то казался полным сверкающей энергии.

Гвидо сел на постели и протянул руки. Он почувствовал, какгубы Тонио коснулись его лба, а потом век, а потом ощутил бесконечно родноеобъятие.

В этот миг Тонио казался ему восхитительным, почти волшебнымсуществом. И тут Гвидо услышал, как Тонио тихо сказал ему:

— Мы это сделали, правда, Гвидо? Мы это сделали!

Гвидо сидел и молча смотрел на Тонио, омываемый приятнымвоздухом из открытого окна. Воздух пах дождем. И вдруг откуда-то возникластранная мысль — случайная, но волнующая: маэстро подумал, что зимний воздухпахнет такой свежестью, точно он вдруг перенесся далеко-далеко от этогозатхлого города, на раскинувшиеся холмы Калабрии, своей родины.

И в этот момент, когда перед ним встала вся его жизнь совсем ее прошлым, настоящим и будущим, он не мог говорить. Он так много работал,он слишком устал. И потом, он никак не мог привыкнуть к такому счастью.

Но он знал, что Тонио прочел в его глазах ответ на свой вопрос.

— И теперь мы можем это сделать, да? — раздалсятихий шепот Тонио. — Мы можем начать жить для себя, если захотим. Это внашей власти.

— Если захотим? Что значит «если», Тонио? —удивился Гвидо.

В комнате было очень холодно. Гвидо перевел взгляд за спинуТонио, на молочное небо. Серые дождевые тучи казались очень плотными, но приэтом светились прозрачным, почти серебристым светом.

— Почему ты сказал «если»? — ласково спросил он.

Лицо Тонио было полно невыразимой грусти.

Но, может быть, Гвидо так просто показалось? Потому чтокогда Тонио снова взглянул на него, он улыбался.

В уголках глаз лучиками разбежались морщинки, и выражениеего лица было столь лучезарным, что Гвидо с грустью подумал: ему никогда неудастся по-настоящему слиться с Тонио и стать частью этой красоты.

— Отсюда мы поедем во Флоренцию. — Гвидо взялТонио за руки. — А потом — кто знает, куда мы поедем! Может быть, вДрезден, а может, даже в Лондон. Мы отправимся куда захотим!

Он чувствовал, как дрожь передается от него Тонио. Тотсогласно кивал ему, и Гвидо казалось, что это мгновение слишком прекрасно, чтосердце его не выдержит. У маэстро не было слов, чтобы выразить бесконечнуюблагодарность за это.

Но Тонио уже погрузился в какие-то свои мысли и словноотключился от Гвидо, а тому оставалось лишь любоваться его юностью, егокрасотой.

И Гвидо вдруг понял, что, глядя на Тонио, вспоминает егоживописный образ, виденный совсем недавно, — прекрасный портрет на эмали,подаривший ему то же ошеломляющее и почти мистическое ощущение.