Плач к Небесам - Энн Райс

И вдруг замер, пораженный ужасным отражением в зеркале.Накрашенное женское лицо, ярко-красные губы, подведенные черным глаза — и этагреческая кольчуга с золотыми нагрудными бляшками, призванная придать ему виднеземного воина.

Он уже снял напудренный парик, но вид у него, у этогоАхиллеса в пропитанной потом тунике, с белым, как карнавальная маска, и стольже скрывающим его истинную сущность лицом, был не менее дьявольский, чем у тойдевушки Пирры, которую он изображал, когда занавес был поднят в первый раз.

— Снимите же это, все, все это! — попросил он,пытаясь стащить с себя тунику неловкими руками.

Синьора Бьянка кинулась помогать ему.

Он надел свою обычную одежду и стал лихорадочно стирать сглаз и щек грим.

И вот наконец юным, чуть взъерошенным мальчиком, сраскрасневшимся лицом и шапкой блестящих черных волос, ниспадающих на плечи,Тонио предстал перед дверью, готовый услышать первые восклицания и попасть впервые объятия.

Незнакомые мужчины и женщины, музыканты оркестра, скрипачФранческо из консерватории, молодая рыжеволосая проститутка — все они мяли егов объятиях и оставляли на его щеках влажные поцелуи. С подарками в руках,ожидая своей очереди, толпились многочисленные слуги. Каждый курьер требовалнемедленного прочтения доставленного письма и ответа на него. Вносились ивносились цветы, а Руджерио — импресарио — так стиснул его в объятиях, что чутьне подбросил в воздух. Синьора Бьянка рыдала.

Так или иначе, но его вытолкали в широкое открытоепространство за дверью, где он упал на огромный задник и, кажется, порвал его.Среди общего шума вдруг послышался голосок Паоло: «Тонио, Тонио!» — и Тониобросился, расталкивая людей, на этот голос, увидел протянутые к нему рукимальчика, подхватил его и прижал к плечу. Кто-то тем временем остановил его.Какой-то высокий господин схватил его за правую руку и вложил в нее маленькую,усыпанную драгоценностями табакерку. Поклониться было невозможно. Словаблагодарности, которые он прошептал, улетели в неверном направлении. Вдругкакая-то молодая женщина поцеловала его прямо в губы, и в панике он чуть не упалнавзничь. Едва ноги Паоло снова коснулись пола, как его опять чуть незатоптали.

Но Тонио быстро сообразил, что Руджерио уже заталкивает егообратно в гримерную, где за это время появилось полдюжины мягких стульев, атуалетные столики оказались просто завалены цветами.

Он упал на стул. Вдруг появилась какая-то женщина, всопровождении нескольких мужчин в ливреях и, схватив в ладони целую кипу нежныхбелых цветов, прижала их прямо к его лицу. Тонио громко рассмеялся, ощутивпрохладу и мягкость лепестков. Когда же он поднял на нее взгляд, она молчаулыбнулась ему одними глазами. Он кивнул, выражая свою благодарность.

А потом он увидел Гвидо, который, незаметно проскользнув вкомнату, стоял теперь у стены и смотрел на него полным восхищения взглядом.Тонио невольно вспомнил тот момент в доме графини Ламберти, когда он впервыепублично спел: тогда, как и сейчас, лицо Гвидо светилось переполнявшей маэстрогордостью и любовью. Тонио кинулся в объятия учителя, и они застыли так,окруженные тишиной, в которую погрузилась вся комната. В ней не осталосьникого, кроме них с Гвидо. Или так им казалось.

А где-то далеко-далеко Руджерио приносил кому-то вежливыеизвинения. И кто-то возражал ему, что хозяйка, мол, ждет ответа. А синьораБьянка была в ужасе оттого, что у Паоло кровь на правой руке.

— Боже правый, та собака тебя покусала!

Но они ничего этого не слышали, потому что каждыйвслушивался только в то, как бьется сердце другого. А потом Гвидо ласковопроводил Тонио к стулу и, не отнимая рук, сказал:

— Теперь нам нужно пойти и выразить свое уважениевеликому певцу...

— О нет, только не через эту толпу! — покачалголовой Тонио. — Только не сейчас...

— Мы должны, и именно сейчас... — настаивал Гвидои добавил, слабо улыбнувшись: — Это очень, очень важно для нас.

Тонио послушно встал, и Руджерио с Гвидо провели его сквозьтолпу за дверью, а вслед за тем и через другую толпу, ломившуюся в дверьБеттикино, и ввели в просторную и ярко освещенную гримерную певца. Она былабольше похожа на гостиную, где, расположившись в креслах, пили вино пять илишесть мужчин и женщин. Сидевший с ними Беттикино, все еще в сценическом костюмеи гриме, немедленно поднялся, чтобы поприветствовать Тонио.

На миг возникло всеобщее замешательство, а затем, понастоянию Беттикино, комнату покинули все, кроме Гвидо, который встал за спинойпевца. На лице Гвидо было написано, что он умоляет Тонио быть как можно болеелюбезным.

Тонио почтительно склонил голову.

— Синьор, сегодня вечером я многому у вас научился. И ясчастлив, что мне довелось выступать с вами на одной сцене...

— Ах, бросьте! — насмешливо перебил Беттикино. Игромко рассмеялся. — Избавьте меня от всей этой чепухи, синьорТрески, — сказал он. — Мы оба прекрасно знаем, что это был ваштриумф. Я должен извиниться за своих поклонников, но сомневаюсь, что имкогда-либо доводилось устраивать спектакль, который мог хотя бы приблизительносравниться с этим.

Он немного помолчал, а потом расправил плечи и выпятилгрудь, как будто собирался на кого-то наступать, доказывая свою правоту.Выражение его лица подчеркивалось остававшимся на нем гримом: золотой пудрой ибелым блеском.

— Знаете, — сказал он, — уже очень давно я непоказывал на сцене все, на что способен. Ни на одной сцене. Но я сделал этосегодня вечером, и вы видели, что мне пришлось это сделать. И за это яблагодарю вас, синьор Трески. Но завтра вечером, и послезавтра, ипосле-после-завтра не выходите против меня на эти подмостки, не вооружившисьвсем тем, что дат вам Господь. Ибо теперь я готов встретиться с вами. И вампонадобится все, чтобы выстоять против меня.

Тонио покраснел до корней волос, на глаза его навернулисьслезы. Однако он улыбался, словно извиняясь за то, что не может сдержаться.

И тогда, словно прочитав мысли Тонио, Беттикино неожиданнораскрыл объятия. На миг прижал юношу к себе и потом отпустил его.

Тонио, не помня себя, уже открыл дверь, но все жеостановился, когда услышал, как за его спиной Беттикино обратился к Гвидо:

— Но ведь на самом деле это не первая ваша опера, а,маэстро? И где, кстати, вы собираетесь работать потом?

На приеме во дворце кардинала Кальвино, длившемся до самойзари, присутствовали сотни гостей. Представители древних римских фамилий,заезжие аристократы, даже люди королевской крови проходили по его просторным иярко освещенным залам.