Золотая чаша - Генри Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В том смысле, что тебя не будут винить?
– В том смысле, что меня не будут винить. А это непременно случилось бы, не окажись Мегги таким брильянтом.
– Таким брильянтом, чтобы стать на твою сторону?
– Да, да, на мою сторону. Мы с ней поняли друг друга вполне, все решено и подписано. – И, снова впадая в мрачную задумчивость, миссис Ассингем восклицала: – Мы заключили с ней договор на высшем уровне. Она дала торжественную клятву.
– Словами?
– О да, и словами тоже, без них ведь тут не обойтись. Пока я лгу ради нее, она будет лгать ради меня.
– Что значит «она будет лгать»?
– Делать вид, будто она верит мне. Верит, что они невиновны.
– Значит, она положительно убеждена в их виновности? Сделала такой вывод окончательно и бесповоротно, без всяких доказательств?
И вот здесь-то Фанни Ассингем каждый раз приходила в нерешительность, но в конце концов с тяжелым вздохом находила удовлетворительное решение.
– Это не вопрос веры, и доказательства здесь ни при чем, есть ли они, нет ли их. Для Мегги важнее всего природное чутье, непреодолимое чувство. Она просто знает, что между ними что-то есть, и все тут. Но она не делала никаких выводов, как ты выражаешься, она наотрез отказывается этим заниматься. Она шарахается от любых рассуждений именно для того, чтобы, не дай бог, не прийти к каким-нибудь выводам. Уводит корабль в открытое море, подальше от прибрежных рифов, а от меня ей нужно, чтобы я держалась рядом. А мне того и нужно, я и сама боюсь этих рифов как огня. – После чего Фанни неукоснительно разъясняла полковнику все тонкости. – Доказательства ей не нужны. А были бы нужны – мое согласие сражаться на ее стороне уже послужило бы доказательством. Нет, ей хочется, чтобы ее догадки опровергли. И в то же время она старается заручиться моей помощью, вот что самое поразительное! Если вдуматься, это и в самом деле великолепное решение. Если я буду достаточно нагло покрывать тех двоих, порхая вокруг них беззаботно, как птичка, Мегги, со своей стороны, сделает все, что сможет. Одним словом, если я их усмирю, это позволит Мегги выиграть время и чего-нибудь в конце концов добиться. В частности, если я возьму на себя Шарлотту, Мегги позаботится о князе. Тут-то ей и понадобится время, и все это просто чудесно и удивительно, трогательно и возвышенно до последней степени.
– Но какое «время» она имеет в виду, бедная малышка?
– Для начала – нынешнее лето в «Фоунз». Разумеется, Мегги сейчас каждую минуту ходит по краю, но, видимо, она считает, что в «Фоунз», где на первый взгляд риск кажется больше, на самом деле она будет лучше защищена. Там любовникам – если только они любовники! – придется вести себя осмотрительнее. Они сами это почувствуют, если еще не совсем потеряли голову.
– А они еще не совсем потеряли голову?
При этом вопросе бедняжка Фанни каждый раз приходила в растерянность, но в конце концов изрекала в ответ таким тоном, будто отдавала свой последний шиллинг на покупку некой совершенно необходимой вещи:
– Нет!
А полковник каждый раз умехался:
– Это уже вранье?
– Неужели ты считаешь себя настолько значительным лицом, чтобы тебе стоило лгать? Не будь это правдой для меня, я бы не согласилась ехать в «Фоунз». Я уверена, что сумею держать в узде этих несчастных.
– Но как – если дойдет до худшего?
– О, не говори мне о худшем! В лучшем случае их должно удержать уже одно то, что мы будем рядом. Наше присутствие будет действовать на них само по себе, неделя за неделей. Вот увидишь.
Полковник был вполне готов увидеть, но все-таки желал бы окончательных гарантий.
– А если не получится?
– Опять ты говоришь о худшем случае!
Что было вполне возможно. Потому они и разговаривали с утра до ночи в эти трудные дни?
– А остальных кто удержит?
– Остальных?
– Их-то кто заставит молчать? Если у твоей парочки в самом деле были какие-то совместные дела, наверняка не обошлось совсем без свидетелей. Кто-то должен был им помогать. Пусть всего несколько человек, но кто-то об этом знает или хотя бы догадывается. Они должны были где-то встречаться, скрываться, как-то устраиваться, и при этом чем-то выдали себя; а иначе из-за чего и волноваться? Значит, если где-то в Лондоне имеются улики…
– То должны быть и люди, которые держат эти улики в руках? Ах, и совсем не обязательно только в Лондоне, – неизменно спохватывалась Фанни. – Естественно, что-то должно было быть и в других местах – кто знает, что за странные приключения, уловки и утайки? Но что бы ни было, все прямо на месте похоронено и забыто. О, они это умеют, слишком даже хорошо умеют! И все равно, ничто из этого не нашло бы дорогу к Мегги само по себе.
– Считаешь, каждому, кто мог бы что-то ей рассказать, так или иначе заткнули рот? – Полковник не давал жене времени ответить – он с таким наслаждением предвкушал этот момент! – Что, например, могло заткнуть рот леди Каслдин?
Но Фанни отвечала без запинки:
– Сознание, что не следует швыряться камнями в чужие окна, когда у тебя у самой хватает забот охранять собственные стеклянные стены. Этим она и занималась в то последнее утро в Мэтчеме, когда мы все уехали, а она задержала князя с Шарлоттой. Она им помогла просто для того, чтобы помочь себе – а не то так даже этому своему ничтожному мистеру Блинту, с нее станется! В тот день они и сговорились, прямо под самым ее носом. Ведь мы знаем, в тот день они снова появились на людях только к вечеру. – Над этим историческим обстоятельством миссис Ассингем всегда готова была пригорюниться, но, погрустив, добавляла с неизменной религиозной истовостью: – Но больше нам ничего не известно, и слава Богу!
Полковник не столь бурно выражал благодарность Провидению.
– И чем же они занимались с той минуты, как вырвались на свободу, до того времени (ты, кажется, говорила, уже поздним вечером?), когда появились каждый у себя дома?
– Вот уж это тебя не касается!
– Да я и не говорю, что меня касается, но это очень даже касается их. В Англии всегда можно выследить человека, если понадобится. Рано или поздно что-нибудь да случится, кто-нибудь рано или поздно нарушит тишь да благодать. Убийство не скроешь.
– Убийство – да,