Золотая чаша - Генри Джеймс

субтильной девушки, – улыбнулась Фанни. – Вот только я все-таки недооценила тебя, потому что ты никогда не выставляла напоказ свою силу, и я так и не смогла толком разобрать, где же она скрывается. Я могла лишь сказать – где-то в глубине, вроде того маленького серебряного крестика, – ты мне однажды показывала, – который благословил его святейшество и который ты всегда носишь под платьем. Я лишь мельком сподобилась лицезреть эту реликвию, – продолжала Фанни, призывая себе в помощники право на юмор. – Но свою, скажем так, золотую сокровенную сущность, которую, я уверена, благословил Тот, кто выше самого папы, ты ни разу не соизволила показать мне. Да, наверное, и никому другому. Ты вообще чересчур скромна.

Мегги так старалась уследить за ходом мысли миссис Ассингем, что на ее гладком лбу чуть было не появилась маленькая складка.

– Я и сейчас кажусь тебе скромной, когда набрасываюсь на тебя с криками и воплями?

– О, признаю, крики и вопли – это, действительно, что-то новенькое. Нужно как-нибудь пристроить их к месту. Да вот беда – они, проклятые, никак не пристраиваются. Уж не хочешь ли ты прицепить их к тому факту, что наши двое друзей со вчерашнего до завтрашнего дня пробудут в таком месте, где смогут более или менее бесконтрольно встречаться? – Фанни задала этот вопрос с таким видом, словно она намеренно выбрала худшую из возможных формулировок. – Ты думаешь о том, что они там одни? Что они согласились на эту поездку?

Так и не дождавшись от Мегги ответа, Фанни продолжала:

– Но ведь, когда в одиннадцатом часу ты сказала, что на этот раз решила не ехать, они хотели остаться?

– Да, конечно, они хотели остаться. Но я настояла, чтобы они поехали.

– В чем же тогда дело, мое дорогое дитя?

– Я хотела проверить, поедут ли они. А им пришлось, – пояснила Мегги. – У них не было другого выхода.

Фанни Ассингем, видимо, не совсем ее поняла.

– Пришлось поехать, потому что вы с отцом оба отказались?

– О, я говорю не о том, что они поехали из вежливости по отношению к тем людям. Нет, они поехали из-за нас с папой. Потому что теперь они знают.

– Они «знают»? – дрожащим голосом переспросила миссис Ассингем.

– Что я уже некоторое время назад начала обращать внимание на разные странности в нашей жизни.

Мегги видела, что ее собеседница готова была спросить, что это за странности, но в следующую минуту миссис Ассингем отринула столь амбициозный гамбит и выбрала другой, который, видимо, показался ей лучшим.

– Так ты для того и сделала это? Я хочу сказать – отказалась от поездки.

– Я для того и сделала это. Чтобы предоставить их самим себе – а им этого все меньше и меньше хочется, или, во всяком случае, они все реже и реже решаются на это. Но иногда им приходится, – продолжала княгинюшка, – ведь они так долго всем заправляли у нас. – И так как миссис Ассингем, ошеломленная такой прямотой, не решилась ничего на это сказать, Мегги осведомилась: – Ну как, ты и теперь считаешь меня скромной?

Но Фанни всегда умела найтись с ответом, дайте только время.

– По-моему, ты ошибаешься. Я говорю тебе это потому, что на твой вопрос, безусловно, нужно отвечать с полной откровенностью. Я не вижу ровно ничего «ужасного» и ничего такого не подозреваю. Меня очень огорчает, – прибавила она, – что тебе приходят в голову подобные мысли.

Мегги снова одарила ее долгим взглядом.

– Тебе ничего похожего даже не мерещилось?

– Боже сохрани! Ведь я именно говорю как человек с воображением. Мне всю жизнь постоянно что-нибудь мерещится. Потому-то, моя дорогая, я и вижу, что твой муж, которого ты считаешь увлеченным твоей мачехой, на самом деле непритворно и нежно интересуется лишь своей обворожительной, обожаемой женой. – Миссис Ассингем сделала паузу, давая Мегги возможность оценить силу ее аргумента, но так как Мегги промолчала, бедная женщина сделала довольно неуклюжую попытку увенчать свои рассуждения решающим доводом: – Он не допустит, чтобы у тебя хоть волосок с головы упал!

При этих словах на лице у Мегги появилось чрезвычайно странное выражение, долженствовавшее, по-видимому, означать улыбку.

– Ах, вот оно!

Но ее гостья уже неслась дальше:

– И я абсолютно убеждена, что Шарлотта тоже этого не допустит!

Княгинюшка так и осталась стоять перед ней все с той же причудливой гримасой.

– Да-да, Шарлотта тоже не допустит. Потому им и пришлось снова поехать вдвоем. Они боялись отказаться, боялись, что это меня встревожит, расстроит, как-то мне повредит. Я настаивала, твердила, что кто-то из нас обязан ехать, хотя папа с Шарлоттой на самом деле не приняли приглашение наверняка. Вот они и испугались: если покажут, что боятся ехать вдвоем, то им грозит еще большая опасность, как бы я не почувствовала себя обиженной. Для них безопаснее всего по-прежнему жить заведенным порядком, с которым я как будто свыклась и против которого никогда не возражала. Удивительно, но они обо всем догадались, хотя я ни звуком, ни знаком не выдала себя, можешь себе представить? Во всяком случае, как я тебе говорила, их со всех сторон окружают опасности. Опасно действовать слишком смело, но опасно также, если у них не хватит духу действовать, так сказать, достаточно смело. – Пожалуй, к этому времени голос Мегги тоже сделался странен, под стать улыбке, которая проступила еще более явственно, когда Мегги закончила: – Вот так-то я теперь и заставляю их делать все, что я захочу!

Ее речь произвела сильное впечатление на миссис Ассингем.

– Мое дорогое дитя, ты меня изумляешь!

– Изумляю?

– Ты пугаешь меня!

Мегги задумчиво покачала головой.

– Нет, я совсем не страшная, и ты меня нисколько не боишься. Ну, конечно, удивляешься немного, но удивляться нужно только моему терпению. Потому что – разве ты не видишь? – я очень терпеливая. Я все могу вынести.

– Ах, «вынести»! – пропела миссис Ассингем.

– Ради любви, – сказала княгинюшка.

Фанни переспросила неуверенно:

– К отцу?

– Ради любви, – повторила Мегги.

Такое недвусмысленное высказывание, по-видимому, поставило Фанни перед необходимостью выбрать одну из двух или трех возможных реплик, сильно отличающихся друг от друга. Впрочем, мал или велик был выбор, но ответ миссис Ассингем являл собою истинный шедевр.

– Так, значит, ради этой своей любви ты взялась доказывать мне, будто между твоим мужем и женой твоего отца существует любовная связь? – Княгинюшка молчала. – И такое обвинение, по-твоему, свидетельствует о терпеливом и кротком характере?

– О, я же не говорила, что буду кротка и терпелива с тобой. Но ты сама должна была видеть, как я терпелива и снисходительна по отношению к ним.

Миссис Ассингем снова возмутилась: