Золотая чаша - Генри Джеймс

составлены ею совершенно самостоятельно, без всякой подсказки со стороны. Осуществлению этих планов она и задумала посвятить утро. Визиты изысканных дам, доверивших себя покровительству мистера Крайтона, в глазах этого, может быть, самого большого любителя цветов и медового нектара во всем гигантском улье Блумсбери, озаряли розовым сиянием его тесные ячейки и закоулки; и хотя отдел, составлявший предмет устремлений прелестной гостьи, находился не в его ведении, ничто не могло быть проще, чем немедленно доставить ей знакомство с тамошним начальством. На том и порешили, и на этот раз Мегги предстояло обойтись без общества Америго. Фанни впоследствии вспоминала, что сперва ей почудилось, будто Мегги намерена остаться дома, так как в эти смутные дни присутствие мужа неизбежно должно было внести изрядную долю иронии в изучение свидетельств доставшегося ему по наследству величия. Но уже в следующую минуту у нее отлегло от сердца – Фанни поняла, что Мегги специально спланировала для себя этот клочок свободы, чтобы заново пробудить в своей душе остатки гордости и надежды. Фанни сердечно поздравила свою приятельницу как с тем, что ей предстоит столь восхитительное времяпрепровождение, так и с тем, что настроение ее столь восхитительно с ним гармонирует. Дальнейшие события подтвердили, что Фанни была права в своем оптимизме; вечером ей было поведано, что княгинюшка значительно расширила свой кругозор и преисполнилась небывалого душевного подъема, проведя час в свете настольных ламп, среди анналов и иллюстраций, пергаментов и портретов, украшенных гербами фолиантов и негромких пояснений музейного работника. Несколько дней назад Мегги сказала ей очень ласково, но твердо: «Пригласи нас, пожалуйста, в пятницу к обеду, а другие гости пусть будут, каких ты захочешь, не имеет значения». И вот уже супружеская пара с Кадоган-Плейс исправно выполняет приказ, нимало не смущаясь его безапелляционностью.

Значит, еще один вечер удалось занять – так Мегги на это смотрела и подтвердила свою точку зрения, почти не скрывая от подруги, что для нее это совершенно новое и непривычное приключение. В самом деле, угощение, которое славные Ассингемы вкушали в обоих дружеских домах, было настолько несоизмеримо с их собственным скудным семейным бюджетом, что невольно представлялось чрезвычайно забавным посмотреть, как же они питаются у себя дома и как справятся с неожиданно возникшей необходимостью накормить гостей. Словом, Мегги явилась к ним обедать и привезла с собою мужа с таким видом, словно оба они – венценосные монархи, вздумавшие в минуту шаловливого веселья, свойственного юным суверенам в расцвете своего царствования, посетить убогое жилище пары преданных подданных. Мегги соизволила проявить интерес к их домашнему хозяйству и чуть ли даже не принялась расспрашивать об их методах семейной экономии. Хозяйка дома – что называется, вполне естественно – приписала ее снисходительный тон и свободу обращения впечатлению от уроков, полученных в то утро у алтаря далекого прошлого. Не могла она разве уяснить для себя из одного-двух исторических анекдотов, предложенных ее вниманию, что для княгини столь древнего и прославленного рода открыты самые разные способы сделаться центром общества? И вот сегодня Мегги решила удивить всех своей необыкновенной общительностью. Безусловно, ее поведение в тот вечер нельзя было назвать развязным, и, хотя миссис Ассингем, весьма великодушный критик, никогда не сомевалась в том, что Мегги умеет быть любезной, все-таки ей никогда еще не случалось видеть, чтобы та была настолько, если можно так выразиться, напористо любезной. В глубине души Фанни могла лишь порадоваться этому с тайным сердечным трепетом. Ее гостья выглядела счастливой, словно случилось что-то очень хорошее, не забывая, однако, следить за тем, чтобы ни один из переливов ее смеха не пропал даром для князя, хотя, возможно, минутами этот смех не мог не показаться ему несколько глупым. А князь был не такой человек, чтобы позволить своей жене прослыть в свете глупой сверх определенного предела, и потому их общая приятельница смутно опасалась возможной последующей сцены между ними, в карете или уже дома, с вопросами, отмеченными легким сарказмом, и требованиями немедленных объяснений. Такая сцена могла иметь далекоидущие последствия – или не иметь, в зависимости от того, как Мегги проведет свою роль. Но самым захватывающим во всем этом был элемент тайны; очевидно, и для самого Америго было тайной, что за неведомый случай так своеобразно повлиял на княгинюшку?

Впрочем, не прошло и трех дней, как леди с Кадоган-Плейс несколько глубже проникла в суть вещей. Новая страница открылась для нее накануне того дня, когда ее юная конфидантка должна была покинуть Лондон. Долгожданный переезд в «Фоунз» был намечен на следующее утро, а тем временем, как было известно миссис Ассингем, их дружной компании из четырех человек предстояло отобедать в американском посольстве, в составе более многолюдного сборища, а посему старшая из дам была изрядно удивлена, получив от младшей телеграмму, отправленную в шесть часов вечера, с просьбой немедленно приехать. «Прошу тебя, приезжай как можно скорее; если будет необходимо, заранее оденься к обеду, чтобы выиграть время; экипаж, заказанный для нас, завезет тебя домой». Миссис Ассингем, поразмыслив, оделась на скорую руку и к семи часам была на Портленд-Плейс, где княгинюшка, о которой ей было сообщено, что она «наверху и переодевается», незамедлительно соизволила принять ее. И с первого же взгляда злосчастная Фанни поняла, как она позднее рассказывала полковнику, что критический момент наступил, словно спустили пружину, – пришел тот грозный час, которого она так боялась. Этот грозный час был час, когда должно было открыться, что Фанни издавна знала куда больше, чем говорила. Еще когда миссис Ассингем со страхом представляла себе эту минуту, она была уверена, что приближающаяся гроза даст о себе знать ледяным дуновением, как если в морозную ветреную ночь неожиданно распахнется окно в комнате. Пускай перед этим вы безмятежно грелись у камелька; стекло разлетается вдребезги и ледяной воздух наполняет помещение. Так вот, когда миссис Ассингем поднялась в комнату Мегги, если там и не стоял арктический холод, то, во всяком случае, атмосфера заметно отличалась от той, которую они привыкли ощущать в обществе друг друга. Княгинюшка, как заметила Фанни, была уже полностью одета. Мегги словно специально поторопилась покончить с этим, расчищая себе поле действия, и теперь в парадном облачении ожидала, пока приятельница явится на ее зов. Горничная уже удалилась, и Мегги, одна в просторной светлой комнате, где все было достойно восхищения, но не было ничего лишнего, впервые в жизни выглядела «расфуфыренной». Может, это оттого, что она слишком много всего на себя навешала, перегрузила себя драгоценными каменьями – в частности, прикрепила их больше обычного к волосам, и к тому же