Петербург. Тени прошлого - Катриона Келли

мемориального комплекса на этом месте было принято еще в 1989 году; первые попытки провести ландшафтные работы начались в 1990-м, а строительство мемориала – в 1992 году. За исключением короткого периода в 1996-м, никакого муниципального финансирования не выделялось, и добровольные группы и частные лица, выполнявшие эту работу, располагали при выборе стиля будущего монумента изрядной степенью свободы[1569]. К 2000 году Левашово превратилось в удивительно разнородное и волнующее место памяти: здесь появились не только официальные памятные знаки (установленные отдельными лицами, национальными и религиозными общинами немцев, норвежцев, поляков, российскими и советскими официальными ведомствами и группами активистов), но и частные. За ядовито-зеленым забором, сохранившимся еще со времен секретных служб, открывается лесной пейзаж более мягких оттенков зеленого, серого и бурого. Некоторые таблички размещены родственниками погибших прямо на деревьях, как будто память жертв хранит сама природа; есть и обычные могильные памятники. В небольшом музее хранятся документы и памятные вещи тех, кто похоронен за его пределами. Ни в музее, ни на кладбище нет никаких попыток показать, что кто-то из погибших важнее или значимее прочих, в отличие от практики, принятой на советских кладбищах.

9.5. Памятная табличка ленинградцу Ген-Си-У (1885–1938, расстрелян в Левашово)

На городских кладбищах тоже воцарился плюрализм. В конце 1980-х и начале 1990-х стало появляться все больше христианской символики. Вместо могильных плит или советских символов в виде красных звезд начали ставить кресты. В некоторых местах, особенно на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, кладбищенские часовни стали украшать импровизированными настенными росписями, выполненными в манере коммерческого глянца. Одна такая часовня была посвящена памяти последнего русского царя Николая II и членов его семьи, канонизированных как мученики Русской зарубежной церковью в 1981 году[1570].

9.6. «Проснись, Россия!» – настенная роспись с изображениями царя Николая II и царицы Александры на Никольском кладбище. Фото 1996 года (роспись впоследствии была уничтожена)

Культы возникали и вокруг отдельных памятников на других кладбищах, например вокруг могилы Анны Вершининой на Новодевичьем. О жизни Вершининой, жены генерала, умершей в 1914 году в возрасте 56 лет на курорте в Ессентуках, практически ничего не известно, но судя по всему, она была ничем не примечательной представительницей высшего сословия своего времени. Посетители кладбища несли к ее надгробию цветы, свечи и записки, но настоящим предметом поклонения была не сама покойница, а установленная на ее могиле статуя Христа. Народная любовь к этому месту разгорелась в 1980-е, после того как над статуей надругались вандалы – в результате она стала быстро обрастать слухами и превратилась в объект паломничества[1571].

К концу десятилетия такого рода «самодеятельность» сошла на нет, хотя могилы популярных политических лидеров, таких как А. А. Собчак или Г. В. Старовойтова, регулярно становились предметом почитания. К увековечению памяти частных лиц на петербургских кладбищах относились, как правило, сдержанно. Здесь не было ничего похожего на шикарные портреты «бизнесменов» в полный рост и с ключами от «мерседеса» (и, как правило, с надписью: «Трагически погиб»), как на Ваганьковском кладбище в Москве[1572]. Поскольку официальный надзор за кладбищами по-прежнему носил бессистемный характер, главной задачей скорбящих родственников было поддерживать могилы в приемлемом состоянии, а не пытаться построить над ними Тадж-Махал[1573]. Как писала Нонна Слепакова в исполненном достоинства стихотворении «История памятника» (1995), поддерживать в порядке могилу означало отдавать «немыслимую плату/ Для вечности, не нужной никому» [Слепакова 2012: 106]. Новые кладбища отличались крайней простотой, а к началу 2010-х появились даже «виртуальные кладбища», позволяющие людям отдавать дань памяти родным именно в той форме, в какой им хотелось бы[1574]. В реальном мире городская администрация решила проблемы содержания могил, попросту переложив ответственность на тех, кому эти могилы принадлежали. 25 февраля 2005 года владельцам участков предложили выбор: либо самим расчистить могилы, либо заплатить за это [Александров 20056]. Муниципальные средства были направлены в первую очередь на развитие и содержание действующих кладбищ – в 2008 году на эти цели из городского бюджета было выделено 2,5 млрд рублей[1575]. Исторические кладбища приоритетом не пользовались, и ремонтные работы на них выполнялись все так же плохо[1576].

В очередной раз под угрозой оказались закрытые кладбища, особенно те, которые уже были разграблены в советское время. В 1997 году поступило предложение превратить всю территорию бывшего Митрофаньевского кладбища в деловой и жилой район под названием «Измайловская перспектива». Десять лет спустя к плану вернулись, и он был официально одобрен правительством Санкт-Петербурга. Кладбище решено было застроить, а могилы, представляющие исторический интерес, планировалось перенести на специально отведенный мемориальный участок с газонами. Решение вызвало массовые протесты, был создан Санкт-Петербургский Митрофаньевский союз, объединивший потомков сотен тысяч петербуржцев, похороненных на кладбище[1577]. Ссылаясь на федеральное законодательство, предусматривающее, что на месте кладбища может появиться только парк, Союз выступал за консервацию территории бывшего кладбища и воссоздание разрушенных храмов и часовен. В 2009 году Митрофаньевскому союзу и общине финской церкви было поручено подготовить экспертизу участка и представить ее в Государственную инспекцию по охране памятников; члены организации провели архивные изыскания и археологические работы, чтобы проследить всю историю кладбища. По их оценкам, на этом участке было произведено более 300 000 захоронений, так что перезахоронить всех погребенных было бы практически невозможно. В ходе поисков также был обнаружен большой фрагмент колонны одной из разрушенных церквей, что давало и археологические основания сохранить кладбище. Однако в 2012 году исход противостояния был еще неясен[1578].

Еще одной причиной ослабления индивидуальных практик поминовения на исторических кладбищах, помимо перевода усилий в другое русло, было то, что Русская православная церковь, игравшая в обществе все более активную роль, начала прибирать к рукам все формы поминовения усопших. Конечно, трудно было помешать отдельным людям чтить память родственников так, как им хотелось; не удавалось и препятствовать возникновению маргинальных культов, но по крайней мере новые захоронения становились все более регламентированными[1579]. Стремясь направить энергию верующих, стремящихся отдать дань памяти своим родным, в нужное русло, сами священнослужители усердно пропагандировали формы местной памяти, которые считали правильными.

Самый поразительный пример – официальная поддержка церковью культа Ксении Петербуржской. В противовес своей позиции в советские годы церковные иерархи всячески старались подогреть народную любовь к «матушке Ксении». В 1988 году блаженная Ксения была причислена к лику святых, а ее часовня, восстановленная, перекрашенная и вновь открытая годом ранее, оказалась в центре целого укрепления из стендов с записками, свечами и популярными религиозными брошюрами. Святая