Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

в СССР тоже не хотели. Ликвидировать «черный кабинет» Министерство связи СССР не могло, он принадлежал совсем другому ведомству. Какие велись дискуссии на эту тему, я не знаю. Однако к июню 1973 года в КГБ нашли нужное решение. Все заказные письма, отправляемые Ригерманом и его группой советским диссидентам, уже не исчезали, но и не доставлялись по назначению. Они стали возвращаться отправителям со штампом «Адресат не найден». Жаловаться по этому поводу было некуда, кроме прессы. Бизнес, начатый Ригерманом и принесший ему около пяти тысяч фунтов из британской казны, пришел к концу. Вскоре прекратился и выпуск журнала «Общественные проблемы». Платить за квартиру Леонид тоже уже не мог. Он уехал в США, и о его дальнейшей судьбе я ничего не знаю.

Однако на моей переписке с Роем новые правила для заказной корреспонденции отразились положительно. Пропаж писем не было. Рой получал мои письма, отправлявшиеся не на домашний адрес, а на абонентский почтовый ящик в ближайшем к его дому почтовом отделении. Наклейки «Адресат не найден» использовать в этом случае невозможно.

Григорий Цезаревич Свирский

Первые письма от ранее уехавших из Советского Союза друзей я начал получать уже в конце января. Вначале пришло из США письмо от Вероники Туркиной, родственницы Солженицына, уехавшей с мужем Юрием Штейном в середине 1972 года. Им удалось переехать из Вены в США, но их положение там оказалось очень трудным. Английским они не владели, работать по специальности не могли и жили на какое-то скромное пособие, сроки выплат которого подходили к концу. Вскоре я получил письмо из Израиля от Григория Свирского, известного в СССР писателя, потерявшего с 1967 года возможность печататься из-за своей поддержки письма Солженицына к съезду писателей против цензуры. Свирского исключили из КПСС, а потом и из Союза писателей. Григорий Цезаревич, ветеран и герой войны, награжденный девятью боевыми орденами и медалями, был уже немолод. В 1941–1944 годах он был летчиком на Северном фронте. Его первые произведения рассказывали о жизни военных пилотов и о работниках Севера. Его жена Полина, опытный химик-органик, имевшая двадцать патентов, еще в СССР вышла на пенсию – занятых на вредном для здоровья производстве гербицидов на пенсию отправляли в 45 лет, до неизбежного появления профессиональных заболеваний. Сын Свирских, семнадцати лет, заканчивал школу, и вскоре его ждала в Израиле военная служба.

Григорий писал:

«Здравствуй, Жорес, дорогой мой человек! Поздравляю тебя и твое семейство с глотком воздуха, который, понимаю, жжет твои легкие: будущее неясно… Новости из России скудны, получил весточку лишь от Копелевых да письма от двух-трех писателей, которым нечего терять. Впрочем, это они так думают… Наши дела не наладились вполне. Главная трудность – Полина работает в пустыне в Бер-Шеве, а все семейство живет в Иерусалиме. Температура в лаборатории (кондишена нет) поднималась до 40 градусов. Она измучена до предела… жизнь на два дома мучительна… Она приезжает только на выходной день, а это значит – сын без призора, семья разобщена. Уйти с работы она не может, договоров у меня нет, мы живем на ее зарплату… У жены от работы в пустыне Негев давление стало 90 на 70, и она лежит пластом – в этой пустыне хорошо себя чувствуют только кактусы… Но я продал свой роман “Заложники”, и мы скоро выйдем из тупика… Этот роман я написал еще в России в 1967–69 гг. Роман пристроил в Париже. Я продал все права “Имке-Пресс”, понравились они мне: единственно идейные люди в этом торгашеском издательском мире…»

Григория Свирского я очень любил – за искренность, смелость и благородство (наверное, эти качества необходимы всем военным пилотам), хотя встречался с ним, живя в Обнинске, редко. Он чаще общался с Роем.

«Мне так недостает Роя, – писал он, – и того ощущения человеческой верности, общности стремлений, дружбы… не грех бы тебе писать мне почаще – ведь Рою я писать не могу! неразличимо близки вы были нашей семье…»

Роман-документ «Заложники» вышел лишь в 1974 году на русском и был переведен на французский. Но гонорары, очевидно, были небольшие, и мечта Свирского послать сына в британский университет оказалась трудноосуществимой. Во втором письме (дат он не ставил) Свирский писал:

«Мы прикинули свои возможности. Пока книга моя еще в производстве и неизвестно, пойдет широко или не пойдет, у нас нет (при израильской зарплате) никакой возможности давать сыну тысячу фунтов в год, особенно в первые два года… И мы решили, пусть первый курс попытается кончить здесь…»

Но расчет на большой гонорар, очевидно, не оправдался:

«Издатели, за редким исключением, мародеры, псы, рвущие друг у друга даже обглоданную кость, а не то что кусок мяса… Я был уже здесь фантастически обманут, за сценарий, который я написал здесь, мне вместо минимума в 20 тысяч лир заплатили 2 тысячи…»

В третьем письме были уже нотки отчаяния:

«Хочу попросить тебя об одной услуге… Нельзя ли поспрашивать в тех кругах, где ты общаешься, о работе для жены? На три или четыре года. Она имеет 60 опубликованных работ и 30 “закрытых”, 20 патентов. Химик-синтетик широкого профиля. Доктор наук. Специализировалась на химии гербицидов… Словом, если бы ей удалось при твоей помощи зацепиться, все бы наши проблемы были решены… Если для тебя это трудно или просто невозможно, скажи прямо, не обижусь, знаю, как мы, чаще всего, беспомощны на Западе…»

Я ответил Григорию откровенно, что и сам и жена работаем здесь без зарплат и что получить даже временную должность в Англии для ученого из России, которому за пятьдесят, и во вредном производстве практически невозможно.

Через год Свирский переехал в Канаду. Ни он, ни Полина не справились ни с овладением ивритом, ни с климатом пустыни. Его сын, окончив школу, занялся в Ванкувере мелким бизнесом и теперь сам смог поддерживать родителей. Писем от Григория из Канады я не получал и даже не знал его адреса. С европейской писательской эмиграцией он не общался. У него в резерве было несколько книг, написанных еще в Советском Союзе. Наиболее известной из них была книга литературно-документального жанра «На лобном месте», которая впервые вышла в СССР в 1990 году и переиздавалась в России.

Визитер из Советского Союза

В начале мая в партийном руководстве КПСС произошли перестановки, которые западные корреспонденты в Москве оценивали как консервативные. Руководитель идеологического отдела ЦК КПСС Александр Яковлев был смещен и отправлен послом в Канаду. Вместе с ним были