Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

колония, ученые Франции, Нидерландов, Германии и Англии заметили, что произошло нечто важное. По иронии судьбы, первая после Испании страна, начавшая искать западный путь в Индию, сделала это по инициативе другого генуэзца – Джона Кэбота.

Из процитированных писем и хроник, а также из некоторых других обнаруженных источников становится ясно, что открытие Колумба поразило европейское воображение с точки зрения уникального сочетания истины и чуда. В обществе в равной степени было возбуждено как научное, так и литературное любопытство. В этом открытии людей больше всего привлекала новизна, одновременно напоминающая о чем-то очень древнем, например об Адаме и Еве в Эдеме. В самом деле, природная первозданность, так сильно породнившая всех новостных спекулянтов, так или иначе все время упиралась в обнаженность туземцев, а особенно женщин, на которых не было ничего, кроме листьев. Не секрет, что оголенные красавицы в 1493 году имели гораздо меньшее распространение, чем в наше время. По современным понятиям, на европейцах той эпохи было слишком много одежды, а женщины не привыкли раздеваться или купаться на публике. Без сомнения, полностью обнаженных туземцев видели и португальские первооткрыватели Экваториальной Африки, однако они предпочитали не распространяться об этой особенности Черного континента. Таким образом, история Колумба о мужчинах и женщинах, ходивших зимой и летом без одежды, действительно стала своеобразной сенсацией. Еще один ряд фактов, вызвавших много комментариев, относился к отсутствию у индейцев религии, их робкому и великодушному характеру и незнанию смертоносного оружия. Эти характеристики в сочетании с туземной долапсарианской невинностью наводили любого человека с классическим образованием на мысль, что в отдаленных уголках земного шара все еще существует «Золотой век». Брожение умов европейцев вызвало заявление Колумба, что «большинство рек» на Эспаньоле «дают золото», поскольку всем была известна легенда о царе Мидасе и реке Пактол, которую португальцы тщетно искали на западном побережье Африки. Европе катастрофически не хватало денег, и любой новый источник «дьявольского металла», впрочем, как и в наше время, вызывал всеобщее одобрение общества. Точное местоположение этих удивительных открытий, по-видимому, никого не интересовало, а нехитрая мысль о том, что в открытии нового морского пути скрываются потрясения всей итальянской экономики, не приходила в голову ни одному автору писем из этой страны.

Как говорится в известной поговорке, не так важна правда, как тот, кто ее рассказывает. Благодаря новостям, переданным из столицы Арагона, и тому, что первый латинский перевод письма Колумба был сделан каталонцем, король Фердинанд получил всеобщее признание, которое, по логике событий, должно было бы достаться королеве. Коско предварял свое издание вступительным абзацем, в котором говорилось, что Колом (каталонская форма имени) плыл под патронатом «непобедимого Фердинанда, короля Испании», а иллюстрированные брошюры вдобавок содержали гравюру на дереве Fernandus rex hyspania[229], на которой он был изображен одетым в доспехи с гранатами Арагона и замком со львами Кастилии и Леона. В более поздних выпусках на иллюстрации появляется и королева Изабелла, но во всех итальянских письмах, процитированных выше, путешествие представлялось как чисто арагонское предприятие.

В какой же степени общественное мнение поддерживало точку зрения Колумба на его открытия? Поскольку новости распространились в основном через копии и переводы письма, а также базировались на собственных устных заявлениях первооткрывателя, повсеместное мнение, что Адмирал действительно достиг «Индии», считалось неоспоримым и не требовало доказательств. Заинтересованные Фердинанд и Изабелла официально приняли открытие «Индии» за постулат, а папа посчитал их претензии к Португалии обоснованными. Великое заблуждение Адмирала увековечено словом «индеец», которым мы до сих пор называем аборигенов Нового Света. До второй половины восемнадцатого века Испания официально называла свою заморскую империю «Индией», а с добавкой «Вест» этот термин сохранился и до сих пор. Тем не менее сразу же нашлись скептики «индийской» теории. Так, король Португалии, первый из всех сколько-нибудь сведущих в морском деле европейских монархов, отказывался верить, что генуэзцы открыли что-либо, кроме неизвестных ранее океанических островов, подобных легендарной Антилье. Между строк замечу, что португальцы всегда называли Вест-Индию словом Las Antilhas, а французы – Les Antilles. По сути, любой ученый человек, читавший Птолемея и принявший его относительно верное представление о размерах земного шара, должен был прийти к заключению, что Колумб никак не мог достичь восточной оконечности Азии за тридцать три дня пути, следуя от Канарских островов. В противном случае выходило, что Птолемей ошибался, а такое предположение было трудно принять любому образованному человеку.

Возникшая дилемма не была разрешена до завершения кругосветного плавания Магеллана в 1521 году, как замечает в своих письмах Питер Мартира д’Ангиера. Этот молодой итальянский гуманист на испанской службе находился при дворе в Барселоне, когда туда прибыл Колумб в апреле 1493 года. 14 мая 1493 года он писал своему другу графу Борромео: «Несколько дней назад вернулся от западных антиподов некий Христофор Колон из Генуи, который с трудом получил от моих государей три корабля [для посещения] этой провинции, ибо они считали то, что он сказал, баснями и сказками. Но он вернулся и предоставил в доказательства многих драгоценных вещей, особенно золото, которое естественным образом добывается в тех краях».

До некоторого времени Питер Мартира не подвергает сомнению заявление Колумба о том, что он достиг «антиподов», то есть Азии. Так, в письме от 13 сентября гранадскому архиепископу Тендиле он отмечает: «Подумайте только о новом открытии. Вы, конечно, должны помнить, как генуэзец Колон, будучи в лагере вместе с государями, просил у них разрешения поплыть в другое полушарие к западным антиподам. В какой-то мере это случилось благодаря и вашему участию, хотя, я думаю, он совершил бы это путешествие и без вашего совета. Он вернулся в целости и сохранности и заявляет, что нашел много чудес».

Далее следует точный пересказ письма Колумба о Первом путешествии. В письме Питера Мартиры, датированном тем же числом, кардиналу Асканио Сфорце также говорится, что «некий Христофор Колон Генуэзский» достиг антиподов. Однако к 1 октября Мартира начинает сомневаться. В письме от того же числа архиепископу Браги он пишет: «Некий Колон отплыл к западным антиподам, и даже, как он считает, к индийскому побережью. Он открыл много островов, которые, как полагают, являются теми, о которых упоминают космографы, за восточным океаном и рядом с Индией. Я не отрицаю этого полностью, хотя размеры земного шара, по-видимому, свидетельствуют об обратном, поскольку нет недостатка в тех, кто считает, что побережье Индии находится недалеко от оконечного побережья Испании… Нам же достаточно того, что скрытая половина земного шара уже открыта и португальцы ежедневно уходят все дальше и дальше за экватор. Таким образом, берега, доселе неизвестные, скоро