Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По данным различных источников, общая численность моряков, колонистов, чиновников и священнослужителей достигала 1200–1500 человек, причем наиболее вероятной представляется нижняя граница (в среднем семьдесят человек на корабле, а многие суда были совсем небольшими). Этот штат состоял на королевском жалованье, за исключением примерно двухсот добровольцев. Причитающиеся деньги позволялось накапливать не на судне, а дома, и многие не прикасались к своим мараведи, пока сумма составляла менее 1500. Конечно, не было бы никакого смысла расплачиваться с людьми на Эспаньоле, где тратиться было просто не на что, и все бы они осели в карманах наиболее искусных игроков.
На этих судах не было ни одной женщины, и я не смог найти никаких четких свидетельств, что испанские дамы посетили Эспаньолу до 1498 года, когда Колумбу разрешили набирать их в соотношении по одной на каждых десять эмигрантов.
Пользуясь большим авторитетом и репутацией благодаря своему открытию, а также имея под командованием немало опытных моряков, Колумб тем не менее продолжал страдать от того, что чувствовал себя иностранцем и не мог полагаться на преданность и личную дружбу испанских офицеров. Единственным человеком в этой большой компании, которому он мог полностью себя посвятить, был младший брат Диего. Лас Касас описывает его как «добродетельного человека, очень сдержанного, миролюбивого и простого, с хорошим характером, не хитрого и не озорного, носившего очень скромную одежду, чем-то напоминающую одеяние священника». Как подозревал историк, Колумб готовил своего брата к епископству (которого тот так и не получил из-за своего иностранного происхождения). Дон Диего не справлялся с обязанностями, которые возлагал на него Адмирал. К сожалению, гораздо более энергичный и способный к мореплаванию брат Бартоломео не вернулся из Франции вовремя, чтобы отправиться во Второе путешествие с этим флотом.
В королевском письме от 5 сентября (вероятно, последнем, которое Колумб получил перед отплытием) монархи посоветовали Адмиралу взять с собой компетентного астролога – его старого друга монаха Антонио де Марчена. В письме сообщалось, что португальские послы в Барселоне задавали государям «неудобные» вопросы о широте и долготе новых открытий, которые Колумб так и не смог установить, поэтому монархи хотели бы получать более определенную информацию. Замечание монархов было совершенно здравым: отслеживание положения судна в море и выяснение точных координат выходов на сушу – вполне обоснованная задача. Почему Марчена не был приглашен в экспедицию, нам неизвестно. Возможно, он и сам отказался от похода по каким-то соображениям, хотя никто другой не обладал такими математическими знаниями, чтобы привязывать склонение к меридиональной высоте солнца. Лично я подозреваю, что Колумб, как, впрочем, и многие другие известные мне капитаны, не хотел, чтобы на борту находился навигатор-соперник. Так или иначе, но в этой экспедиции не был задействован ни один профессиональный астролог-математик.
К сожалению, в день отплытия, 25 сентября, Адмирал почувствовал себя плохо, но он слишком сильно любил подобные зрелища и, хочется надеяться, мог найти силы присутствовать на палубе. Дул легкий бриз, надувающий раскрашенные паруса, которые торжественно наряжали отходящие каравеллы. На грот-мачтах трепетали королевские кастильские штандарты, а между баком и кормой трепетали флаги с гербами добровольцев. Казалось, что торжественное убранство судов готово запутаться в такелаже. Гремели пушки, ревели трубы, звенели арфы, и флот веселых венецианских галер сопровождал адмиральскую армаду из белостенного Кадиса в открытое море. Провожавшие отца Диего и Фернандо оставались на берегу до тех пор, пока флот не скрылся из виду за замком Санта-Каталины.
«Этот флот, сплоченный и прекрасный, – как с гордостью писал Колумб, – направился прямо к Канарским островам, а испанской военно-морской эскадре было приказано встать вблизи Лиссабона и следить за любыми враждебными приготовлениями португальцев». Сам же Адмирал был предупрежден о том, чтобы внимательно высматривать вражеские каравеллы и держаться подальше от португальских владений.
2 октября флот достиг Больших Канар и уже в полночь снова вышел в море. Миновав без захода еще непокоренный Тенерифе, 5-го числа корабли бросили якоря в гомерском Сан-Себастьяне, где донья Беатриса де Пераса, «в которую наш Адмирал в прежние времена был влюблен», как писал Кунео, встретила их пушечными залпами и ливнем фейерверков. К сожалению, у нас нет дальнейших подробностей о второй встрече Колумба с доньей Беатрисой. Если он и предлагал руку и сердце красивой и энергичной молодой вдове, его предложения были отклонены – женщина хотела «домашнего» мужа, который оставался бы дома и заботился о ней и четырех островах ее сына. Возможно, это и к лучшему, что донья Беатриса не стала женой Адмирала: даже если половина историй, которые о ней рассказывают, правдивы, она была столь же жестока, сколь и красива. Известна история, как какой-то житель Сан-Себастьяна, который, по дошедшим до доньи Беатрисы слухам, подверг сомнению ее целомудрие во время вдовства, был приглашен в замок для более детального обсуждения этого вопроса приватно. После того как было сказано все, что эта дама хотела услышать, был подан условный сигнал, и подоспевшие слуги повесили гостя на балке в зале ее замка. Донья Беатриса, понаблюдав за его предсмертными муками, приказала перенести тело за пределы своего жилища и подбросить на видное место в назидание сплетникам мужского пола. В конце концов она вышла замуж за дона Алонсо де Луго[238], конкистадора и аделантадо Больших Канар. Похоже, она нашла для себя вполне подходящего мужа.
На Гомере флот взял свежие припасы для плавания и животных для разведения стад на Эспаньоле. Как и лошади, они, должно быть, были распределены на палубах больших нао, поскольку ни одно из них не выжило бы взаперти под трюмными люками. Между 7 и 10 октября (ни один из двух летописцев