Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

«придраться». Как пишет Чанка, к концу октября большинство неопытных моряков «так устало от плохой жизни и вечной откачки воды, что все они вздыхали с большой тоской по земле». Но вздыхали они недолго и напрасно.

В День Всех Святых Адмирал был настолько уверен, что доберется до берега в течение трех дней, что выдал морякам на борту флагмана дополнительный запас воды. На закате 2 ноября Колумб нисколько не сомневался, что, судя по виду моря, полету птиц и безошибочному скоплению облаков впереди, указывающему на присутствие гористого острова, земля уже близко. Он приказал флоту прибрать паруса, чтобы не пропустить ее в темноте. Можем нисколько не сомневаться, что экипажи пережили нервную ночь, когда глубинный диплот часто «уходил в дрейф», молодым и неопытным казалось, что они видят огни и слышат шум прибоя, офицеры были вспыльчивы и раздражительны, а вахту нес сам Адмирал. Он был уверен, что при должной бдительности и морском мастерстве с его стороны Бог спасет флот от беды. Разве же он не был «Хритоференсом» – избранным орудием божественного провидения, дабы осветить темные языческие страны Светом Мира?

Без четверти четыре утра в воскресенье, 3 ноября, взошла луна, а около пяти, когда ее свет усилился перед первыми бледно-серыми проблесками приближающегося рассвета, старый лоцман на носу «Мариагаланте» увидел впереди на горизонте черный конус, поднимающийся к куполу бледнеющих звезд. Albricias! Que tenemos tierra![241] Только представьте! Новость распространяется от корабля к кораблю, и каждый моряк изо всех сил напрягает зрение, чтобы увидеть больше в быстро наступающем рассвете тропической зимы. Голосит петух, люди смеются; лошади улавливают общее возбуждение и запах земли и начинают мотать головами, бить копытами и ржать; нижняя вахта распущена. Как только Адмирал уверяется, что впереди действительно земля, то созывает всех на молитву на шканцы, где команда благоговейно исполняет Salve, а также другие молитвы и гимны, благодаря Господа за столь короткий и безопасный переход.

К этому времени высокий и гористый остров по левому борту начал заливать утренний розовый свет. Колумб назвал его Доминикой в честь воскресной высадки на берег (местное название Кэй). Вскоре после восхода солнца по правому борту показался еще один плоский и густо поросший лесом остров, названный Адмиралом Санта-Мария-ла-Галанте – по словам Кунео, «из-за любви к кораблю, на котором плавал». Когда стало светлее и флот двинулся дальше, из-за горизонта показались еще четыре острова, в том числе Гваделупа, Дезирад и Ле-Сент.

Самое удивительное в высадке на берег заключается в том, что Колумб совершил ее на Подветренных островах почти в том же самом месте, которое авторы различных путеводителей рекомендовали следующие четыреста лет. Судам, направляющимся в любую часть Вест-Индии к северу от Барбадоса, рекомендовалось следовать к Дезираду, небольшому высокогорному острову, находящемуся с наветренной стороны от Гваделупы. Позже Desada[242], как назвали его испанцы, стал целью крупных колониальных торговых флотилий, направлявшихся из Испании в Вера-Крус, Порто-Белло, Пуэрто-Рико, Санто-Доминго и Кубу из Франции, и к заливам Су-ле-Вент и Сен-Доминико, из Англии – на Карибские острова, Ямайку и Виргинию. Объясняется это тем, что если вы попытаетесь плыть к северу от Подветренных островов, то можете пропустить сильные попутные ветры, а если захотите попасть в один из проливов между Антигуа и Сомбреро, вас может бросить на опасные рифы вокруг Барбуды и Ангильи. А вот проливы по обе стороны Дезираде безопасно ведут в защищенные воды, причем их расположение, с учетом преобладающих ветров, позволяет без труда перемещаться в любую точку Карибского бассейна, Мексиканского залива или Флориды. Таким образом, во время своего Второго путешествия Колумб открыл кратчайший и наилучший маршрут из Европы в Вест-Индию. Можно ссылаться на что угодно – на удачу, на морское мастерство или на перст Божий, но чудесный факт остается фактом.

Адмиралу посчастливилось подойти к одному из самых красивых островов Нового Света. Доминика, писал Силлацио[243], «примечательна красотой гор и обилием зелени, и ее нужно видеть, чтобы поверить; во многих местах огромные деревья спускаются к берегу, как в Фессалийском Темпе». Моряки в самом деле были поражены пышной зеленью острова, в то время как Андалусия была коричневой и выжженной. Флот продолжал следовать своим курсом. Адмирал, пока ничего не знавший о сплошных наветренных берегах Малых Антильских островов, тщетно искал гавань вдоль восточного берега Доминики. Кроме того, он выделил одно судно, которому предстояло обогнуть скалу Капуцинов у северного мыса Доминики и исследовать подветренную сторону острова. Так была открыта бухта Принс-Руперт – самый лучший рейд на Доминике (затем судно снова присоединилось к флоту на Мариа-галанте).

Возможно, и к лучшему, что испанцы, не нашедшие якорной стоянки, так и не зашли на Доминику. В следующем столетии у тамошних карибов вошло в обычай убивать и есть любого, кто отваживался сойти на берег. Случилось так, что, «отобедав» каким-то монахом, туземцы так сильно заболели, что после этого оставляли в покое всех, кто был в церковном облачении. Когда испанцы порой были вынуждены заходить на Доминику за водой, они либо отправляли на берег монахов, либо облачали шлюпочную команду в мешковину или во что-нибудь подобное, чтобы одурачить туземцев. Принимался ли при этом моряками постриг, нам не рассказывают.

У острова Мариагаланте почти круглое очертание, и на нем нет ни одной гавани, однако Колумб обнаружил достаточно пригодную якорную стоянку на одну ночь у одной прибрежной деревушки с подветренной стороны. Сойдя на берег с выставленным королевским штандартом, Адмирал вступил во владение им монархами, соблюдая надлежащую юридическую форму: все было записано и засвидетельствовано секретарем флота в присутствии свидетелей и скреплено печатями. В то время как одни моряки водружали крест на месте высадки, другие отправились на поиски дров и воды. Здесь ими было замечено пряное дерево, листья которого, если их раздавить, издают запах гвоздики, а также ядовитое дерево, с самых ветвей которого, как оказалось, капала отрава. От прикосновения к ней у людей распухали лица, а при попытке попробовать на вкус горели языки. Так европейцы познакомились со знаменитой манцинеллой, из плодов которой карибы делали яд для наконечников своих стрел. Островные туземцы так и не появились, хотя их и искали.

Перед рассветом 4 ноября флот снялся с якоря и направился к высокому острову на западе. С левой стороны от него моряки увидели группу из четырех небольших островов, названных Колумбом Тодос-лос-Сантос в честь только что прошедшего Дня Всех Святых (французы до сих пор называют их Ле-Сент). Гористый остров впереди, который туземцы называли Керкерия, Колумб назвал Санта-Мария-де-Гваделупе в честь Девы Эстремадурской, как