Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

чтобы узнать о получении визы. Ответ был всегда один и тот же: «Пока нет». Между тем мы готовились к отъезду. Научные книги, которые могли мне понадобиться для работы, я отправлял в Англию почтовыми бандеролями. Рита поехала в Калинин, чтобы попрощаться с отцом, сестрой, братом и их семьями. Я попрощался в Москве с тетей Симой, сестрой покойной мамы. Она несколько лет назад переехала из Ленинграда в Москву путем обмена комнат. Тетя Сима, которой было 72 года, не имела своих детей. Две моих тети Тося и Катя, сестры отца, жили в Астрахани. Я написал им письма. Нашу любимую собаку – эрдельтерьера Норда отвезли Рою. Труднее всего нам было оставлять Сашу – заложником, без поддержки родителей, в которой он еще нуждался. Я уже не особенно беспокоился о визе, подумывая иногда о том, чтобы вообще отказаться от поездки.

В понедельник 8 января я приехал около одиннадцати утра в посольство Великобритании. Визы еще не было. Я попросил аудиенции с консулом. Он не мог ничего объяснить. Я сказал ему, что у нас билеты на 11 января и визы нам нужны сегодня, чтобы иметь хотя бы два дня на подготовку к отъезду. Три недели со времени подачи наших документов уже прошли, а это, по правилам, был предельный срок для получения отказа или разрешения. Если сегодня до шести вечера виз не будет, я сделаю заявление для британской и американской прессы о том, что поездка отменяется в результате отказа в получении британской визы. Консул понял, что это серьезно, что так и будет. Вскоре в приемную ко мне спустился посол Джон Киллик. Он был явно обеспокоен и сказал, что после двенадцати позвонит в Лондон в министерство иностранных дел. Там время отставало от московского на три часа. Я устроился в приемной посольства и стал читать британские воскресные газеты. Через час или полтора мне принесли кофе с печеньем. Еще через два часа принесли чай и сэндвич. Около пяти часов вечера в приемную быстро вошел посол с явным облегчением на лице. «Всё в порядке, – сказал он, – давайте ваши паспорта». Причины задержки он не объяснил.

На вокзал нас пришли провожать около сорока человек. Это было неожиданно, я никому не сообщал деталей. Но Рой, наверное, известил друзей. Почти половину из пришедших я не знал.

В Бресте – таможенный досмотр. Всех пассажиров в нашем вагоне проверяли на месте, прямо в купе. Нас попросили выйти с багажом. Мы вышли с тремя небольшими чемоданами. Я вез с собой и портативную пишущую машинку «Эрика» с русским алфавитом. В особой комнате вокзала нас проверяли семь таможенников. Очевидно, осматривали и купе в вагоне. Досмотр длился почти два часа – с раздеванием и ощупыванием. Перелистывали книги. Просматривали все рукописные материалы. Блокнот с адресами и телефонами выносили в другую комнату, очевидно для фотокопирования. У Риты проверяли даже волосы на голове, у всех – обувь, внутри и подметки. Явно искали микрофильмы. Ничего, конечно, не нашли. Отчет об обыске наверняка пошел в КГБ.

На следующий день за окном вагона уже мелькали польские пейзажи…

Часть вторая

Глава 18

Приезд в Лондон

Берлин мы проехали ночью, а с утра из окон вагона можно было уже видеть сельские пейзажи Западной Германии. В ГДР вдоль железной дороги тянулись большие, хорошо возделанные и правильной четырехугольной формы поля и пастбища немецких колхозов, в январе покрытые снегом. В ФРГ сельскохозяйственные угодья представляли собой сравнительно небольшие фермерские участки по 10–20 гектаров. Между ними тянулись узкие, но асфальтированные дороги. Деревень не было. Маленькие городки, расположенные недалеко друг от друга, очевидно, служили для фермеров местными центрами различных услуг: банковских, торговых, почтовых и медицинских. Пейзаж дополняли небольшие силосные башни. Естественных природных ландшафтов или лесов, столь привычных вдоль железных дорог в России, в Западной Европе уже не осталось. В пригородах как на западе, так и на востоке страны можно было видеть множество садово-огородных кооперативов, аккуратно разделенных на участки с садами и огородами и небольшими летними домиками, иногда просто сарайчиками для инструментов. В ГДР эти домики были побольше, часто в два этажа, и все участки были огорожены. Садово-огородные кооперативы превратились там в дачные поселки для летнего отдыха. В ФРГ таких дач почти не было, более богатые западные немцы, видимо, уезжали летом в страны Средиземноморья. При въезде в Голландию к вечеру 13 января пейзаж за окном сразу изменился. Семейные фермы были здесь раз в десять меньше немецких, по одному-два гектара каждая, с множеством теплиц. Из-за нехватки земельных площадей под зерновые культуры голландцы специализировались на овощеводстве.

В Роттердаме нам предстояла пересадка на паром – огромный, многопалубный теплоход. Железнодорожный состав остановился у морского вокзала, где проверяли и документы на право въезда в Великобританию. До порта Харвич на восточном берегу Англии мы плыли около семи часов. Там документы на въезд проверяли уже британские службы, а затем до Лондона состав двигался без остановок.

У выхода с Ливерпульского вокзала нас встречали Робин Холлидей, мой будущий шеф по институту, и редактор издательства «Macmillan» Джеймс Райт, с которым я познакомился в Москве еще в 1970 году. Другим британским знакомым я не сообщал детали нашего маршрута. Приехали мы вечером, но о том, где будем ночевать, не имели никакого представления. У меня в кармане было пятьдесят английских фунтов наличными и чек на сто фунтов, обмененных перед отъездом на рубли. Курс рубля по отношению к иностранным валютам был в то время сильно завышен, и отъезжавшим в Англию советским гражданам не разрешали менять в Госбанке больших сумм.

После взаимных приветствий Холлидей сказал нам, что первые два дня мы проведем у него в доме за городом и там обсудим планы на будущее. Райт пообещал, что ко вторнику 16 января в издательстве произведут все расчеты и выплатят мне гонорары за две книги, опубликованные в 1971–1972 годах. Для этого мне нужно будет приехать к ним и заполнить какие-то формы в бухгалтерии. И это была конечно же первоочередная задача.

Английская ферма Холлидея

Робин Холлидей, невысокого роста, сдержанный на эмоции англичанин лет сорока, жил не в городе, а на своей ферме, примерно в тридцати километрах к северо-западу от Лондона. Он быстро вел свою большую машину по прекрасным дорогам, хорошо освещенным желтоватым мягким светом особых ламп, почти невидимых водителям. Робин объяснил, что эти лампы, наполненные парами натрия и более экономичные, чем лампы накаливания,