Магический мир. Введение в историю магического мышления - Эрнесто де Мартино

по отношению к тезисам «Магического мира». В этих приложениях мы хотели только предложить публике панораму самых интересных реакций на эти тезисы, как среди поборников философии (Кроче, Пачи), так и среди историков религий (Петтаццони, Мирчеа Элиаде). Размышляя над замечаниями Кроче и Пачи, и над замечаниями Петтаццони более историко-религиозного характера, мы впоследствии отказались от постулата, согласно которому целью магического мира как исторической эпохи было заложить основание присутствия в мире до и независимо от становления отдельных категорий действия, либо форм культурного соответствия и других возможных значений. И все же «Магический мир» обладает крепким ядром, а именно тезисом о кризисе присутствия в качестве риска не быть в мире и разработки ряда техник (к которым относятся магия и религия), направленных на защиту присутствия от угрозы растерять категории, с помощью которых оно возвышается над слепой жизнеспособностью и над ingens sylva природы, категории, посредством которых осмысленный мир выходит из кризиса. Труд о мифе о происхождении Акильпа представляет собой первые шаги в этом направлении, но в большей степени – «Смерть и ритуальный плач в античном мире», на который мы указываем читателю. В частности, мы посчитали подходящим включить в настоящее издание замечания Мирчеа Элиаде, отчасти, чтобы показать, как некоторые недоразумения, несомненно, закравшиеся в плетение нашего повествования, приводят к крайним последствиям (не без оттенка карикатуры) и отчасти потому, что нам показалось подходящим дать представление о реакции со стороны направления, которое мы, безусловно, отвергаем, то есть историко-религиозного рационализма и культурного релятивизма, которые закрывают глаза на сложность проблем и категоричность задач, связанных с таким направлением западной мысли, как историзм.

Эрнесто Де Мартино

Джино Сатта. Этнографические источники «Магического мира»[575]

1. «Магический мир» и проблема этнографических источников

Во введении к «Смерти и ритуальному плачу» (1958), оглядываясь назад и в общих чертах набрасывая этапы своего интеллектуального пути, Эрнесто Де Мартино говорит о «Магическом мире» (1948) как о промежуточном этапе «линии развития», которая, начиная с его первой работы «Натурализм и историзм в этнологии» (1941), привела его к новому произведению:

В «Натурализме и историзме в этнологии» я, не без некоторой юношеской дерзости и схоластического простодушия, сформулировал намерение «продолжать думать» – а следовательно, и работать – над историзмом Кроче, подвергая его разным историческим мирам на проверку, причем не тем мирам, чей прямой исторический опыт породил этот историзм. Я пришел к этому намерению во время работы над «Магическим миром», in medias res[576], пытаясь интерпретировать с исторической точки зрения магию так называемых примитивных цивилизаций, и самым драгоценным результатом исследования стало открытие кризиса присутствия как риска не быть в мире. Настоящий труд об античном ритуальном плаче, хоть и следуя той же линии развития, двигается в новом направлении, и не только потому, что покидает почву примитивной цивилизации и применяет историко-религиозный анализ не только к определенному институту античного мира, но и по причине некоторых важных исправлений и переработок предыдущих тезисов «Магического мира»[577].

Процитированный отрывок ясно дает понять, что речь идет о некоторой связи, которую автор отстаивает и в то же время считает проблематичной. Сущность проблемы «Магического мира» состоит, в частности, в отходе от ортодоксии историзма Бенедетто Кроче (который Де Мартино считает путеводной нитью этой связи), особенно по причине спорной операции по подчинению категорий историческому контексту, которая вызвала критику философа, и заставила Де Мартино внести «важные исправления и переработки»[578]. И все же в рамках этой мнимой связи именно сама книга занимает центральное место, и не только с точки зрения хронологии. С одной стороны, она представляет собой попытку in medias res, конкретным образом, «„продолжать думать“ […] над историзмом Кроче, подвергая его разным историческим мирам на проверку, причем не тем мирам, чей прямой исторический опыт породил этот историзм», то есть намерение, которое сформулировал автор, неполноценным и не совсем удовлетворительным образом, в «Натурализме и историзме»[579]; с другой – представляет собой произведение, в котором происходит фундаментальное «открытие кризиса присутствия как риска не быть в мире», которое, помимо «самого драгоценного результата исследования», стало ядром «Смерти и ритуального плача» и всех последующих книг Де Мартино.

Мы еще вернемся к самому важному результату работы Де Мартино начала сороковых, теме кризиса присутствия, когда речь пойдет о некоторых замечаниях о составлении «Магического мира». Нам кажется, что первый пункт, то есть метод, является первым и главным ключом к малоизученному вопросу о подготовке книги, который, по моему мнению, является в высшей степени определяющим, чтобы попытаться понять сложный и мучительный путь, приведший автора к ее написанию: роль этнографических источников, то есть того корпуса текстов, который составляет ее широкую и крепкую документальную основу. Именно благодаря этим источникам Де Мартино посчитал, что сможет провести «радикальную реформу этнологического знания»[580] со своей первой книгой в рамках конкретной программы исследования определенной историографической проблемы, начиная с теоретической критики, потом перейдя к (слабым) философским основаниям этнологии и так вплоть до заключений о возможностях новой исторической этнологии[581]; важное дополнение к процессу расширения «самосознания нашей цивилизации»[582], в котором Де Мартино видит с самого начала конечную цель этнологии[583].

В этой статье я выдвину некоторые соображения о роли этнографических источников в разработке «Магического мира». Как я уже сказал, я считаю, что именно в вопросе источников покоится один из возможных ключей к пониманию произведения, его становления и связям с другими произведениями автора. Считаю, в особенности, что изменения в понимании и применении этнографических источников, о которых дают нам знать материалы из Архива Де Мартино, посвященные исследованию «магизма»[584], отражают постепенную трансформацию, которая от первоначального проекта «введения в историю маоизма» привела к опубликованной работе.

2. Между «историей магизма» и «этнометапсихикой»

Летом 1940 г., за несколько недель до того, как Де Мартино предоставил издательству «Латерца» заключительную машинопись «Натурализма и историзма», он уже начал работать над новым проектом «истории магизма», как становится ясно из письма к Адольфо Омодео от 20 июля, в котором он заявляет о своих намерениях, и следующего письма от 20 октября, в котором он набрасывает некоторые черты нового исследования:

Мне уже доводилось вам рассказывать, что я сейчас занимаюсь магизмом. Несмотря на огромное количество этнологического материала, самосознание нашей цивилизации по факту все еще не воспринимает магизм, он не всплывает в нашей памяти. […] Подобная историографическая замкнутость бросает тень на всю западную цивилизацию, так как эта цивилизация является победой