Магический мир. Введение в историю магического мышления - Эрнесто де Мартино

Эрнесто Де Мартино

Магический мир: введение в историю магического мышления

© 2022 Giulio Einaudi editore s.p.a., Torino

© П. В. Соколов, Ю.Д. Менькова, перевод, 2025

© Издательство АСТ, 2025

Беспокойная мысль

Пролог

Цель этого нового издания «Магического мира» – позволить читателю по достоинству оценить наследие автора, одного из классиков современной мысли, рассмотрев его как на фоне недавнего прошлого (культурного климата и дискуссий того времени), так и в свете дня сегодняшнего. В последнем случае творчество Э. Де Мартино можно рассматривать как точку опоры для любых попыток проникнуть в смысл той фазы исторического процесса, которую проходит сегодня наша цивилизация. Мы зададимся вопросом, к примеру, о том, может ли, – и если да, то в какой мере, – «Магический мир», в фокусе внимания которого находится проблема человеческого присутствия в мире, помочь нам лучше понять тот кризис, который сегодня переживает наше собственное «вот-бытие». За первым вопросом последует и второй: по-прежнему ли это исследование магизма как этнографического феномена, столь богатое историко-философскими отсылками, сохраняет свою притягательную силу, проистекающую из сопоставления Запада с чуждыми его историческому пути человеческими обществами?

Новаторство своей книги автор в полной мере демонстрирует уже в первых строках своего предисловия к первому изданию (1948): пусть и следуя, очевидным образом, в фарватере философии Кроче, он ставит себе целью расширить ее горизонт, включив в нее новые формы исторического опыта. Двигаясь в этом направлении, Де Мартино противопоставляет «ленивому историзму» последователей Кроче, пропитанному формализмом и эпигонством, революционную силу собственного историзма, воодушевленного не знающим устали героизмом разума. В этой перспективе становится понятна функция этнологии: она дает историзму беспрецедентную и драгоценную возможность – испытать свои силы и в борьбе добиться более глубокого понимания собственных возможностей и достоинств.

Эти краткие наблюдения не оставляют сомнений относительно «миссии» «Магического мира», произведения, возникшего на границе старого и нового гуманизма: вызвать живую реакцию, колеблющуюся между недоумением, интересом, приятием и отвержением. Сам Де Мартино, готовя к печати второе издание (1958), решил познакомить читателя с оживленной дискуссией, вызванной его книгой, и привел в приложении рецензии отзывы выдающихся философов (Бенедетто Кроче, Энцо Пачи) и историков религии (Раффаэле Петтаццони, Мирча Элиаде). Эта дискуссия продолжилась и в последующие годы: о ней мы расскажем во введении, пусть и не во всех деталях, фокусируя внимание на некоторых особенно показательных эпизодах, позволяющих глубже понять смысл произведения.

Наше рассуждение – отправная точка в исследовании мысли Де Мартино, которая рассматривается в процессе ее становления и развития; наша же цель заключается в том, чтобы сделать видимой сложную архитектонику его труда, в составе которого pars destruens (развенчание укоренившихся антимагических стереотипов) тесно переплетается с pars construens (возвращение магического мира в лоно культуры и истории). Следует принять, что точная реконструкция текста Де Мартино представляет собой необходимое условие для разговора о многочисленных сюжетах, отсылки к которым во множестве встречаются в этом тексте.

1. Реконструкция текста

1.1. Основные элементы этнологии Де Мартино

Де Мартино ставит перед собой цель сформировать представление о магическом мире, отойдя от клише, распространенных в нашей культуре и питаемых застарелыми предрассудками, и отказ от которых требует тщательного исследования породившего их историко-культурного процесса. Их живучесть, очевидно, свидетельствует о неспособности западной цивилизации преодолеть границы, которые этноцентрический менталитет навязывает автономному развитию познавательного процесса. Мы еще вернемся к этому ключевому пункту. Эти предварительные рассуждения необходимы для первого подступа к исследованиям Де Мартино, которые разворачивались в двух взаимосвязанных направлениях: первое было связано с инаковостью магии или, точнее говоря, с поиском герменевтических инструментов, которые позволили бы понять ее отличительные черты; второе имеет своим предметом западную цивилизацию, индивидуирующие признаки которой диалектически возникают из столкновения с «другими формами общественного существования людей». Двигаясь в двух этих направлениях, Де Мартино воплощает в жизнь программу, набросок которой он представил в предшествующем своем труде, «Натурализм и историзм в этнологии»[1]. «Магический мир» можно рассматривать как основополагающий текст для этнологии, ориентированной на историзм и одушевленной философской мыслью, радикально отличающейся от этнологии традиционной, натуралистически-описательной, которая игнорирует неразрывную связь между познанием другого, отличного от себя (sub specie магического), и обновлением самосознания европейской цивилизации, которое и дало импульс рождению этнологии как дисциплины. В этой перспективе особенно показательны главы первая и третья рассматриваемого произведения, основные сюжетные линии которого мы рассмотрим ниже.

Мы уже указывали на предрассудки, препятствующие пониманию особого типа культуры, сложившегося в магическом мире. Они восходят к той антимагической установке, которая досталась в наследство западной цивилизации от греческой философии и христианства: эллинско-христианская антропология и антимагическая полемика, сопровождающие нашу цивилизацию на всем протяжении ее истории, создали настоящую пропасть, разрыв[2]; этот разрыв затронул, in primis, способ восприятия реальности и человеческого присутствия в мире и имел следствием некритическое и презрительное отвержение магического. «Элементарная», по сути своей пропедевтическая, обязанность, которую Де Мартино возлагает на этнологию, заключается в том, чтобы историзировать и одновременно скорректировать ту деформацию, которая была вызвана «культурным тщеславием», побуждающим абсолютизировать западную цивилизацию и, вследствие этого, принимать в расчет только ее систему категорий, априори исключая все иное из сферы культуры.

Реализация подобной задачи предполагает радикальное изменение сознания, подразумевающее признание множественности культурных миров, каждый из которых обладает собственной историей и системой ценностей. Подобная метанойя создает предпосылки для понимания «культурно чуждого» и одновременного расширения западного исторического сознания, в результате чего оно обретает способность сравнивать и соизмерять себя с другими способами существования людей в обществе[3].

Как было сказано выше, Де Мартино анализирует основания истористской этнологии во введении к «Натурализму и историзму в этнологии», помещая эту дисциплину в широкий политический и культурный контекст, который укоренен в настоящем, в проблемах, которые определяют его облик:

Наша цивилизация в кризисе: один мир рассыпается на части, другой идет ему на смену […]. Одно известно наверняка: каждый должен выбрать свое место в строю, взять на себя долю ответственности. Можно ошибаться в суждениях, но не иметь суждений нельзя. Действовать неправильно иногда можно, но нельзя не действовать. Раз это так, какова задача историка? Этой задачей всегда было – и сегодня более, чем когда-либо, – расширение самосознания, позволяющее решиться на действие. Историческое самосознание расширяется не только за счет того, что проясняется смысл институтов нашей цивилизации, и мы начинаем осознавать подлинную природу нашего культурного наследия, но также и за