Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

class="p1">— Вот тут, — Борис ткнул себя куда-то правее пупка. — В нутро забрался, все рыскаешь, выспрашиваешь. Пора с этим завязывать.

— А кто укусил маленького мальчика — не нужно выяснить? Один мальчик в полнолуние — невелика цена?

— Этот мальчик через несколько дней станет одним из нас. — Борис отвернулся, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Чем скорее смиришься с этим, тем лучше. Станешь пацаненку наставником, как Найджел когда-то мне и другим. Или сдохнешь, бросив его одного, — тебе выбирать.

Взревев из последних сил, Туомас кинулся на него, но великан легко увернулся и вышел, в замке заскрежетал ключ. Туомас снова остался один в кладовке, только на этот раз без свитера и куртки. Холод постепенно брал свое, хотя в целом, имей он возможность хоть немного двигаться, вполне можно было и потерпеть. Прошла пара часов, прежде чем Туомас догадался залезть в одежные шкафы, но обнаружил там лишь гору старого постельного белья, в которое все равно завернулся за неимением вариантов. Спасения ждать было неоткуда.

Время подошло к вечеру, и ему снова дали еды, хотя за невеселыми мыслями Туомас и думать о ней забыл. Но когда еда оказалась прямо перед носом, терпеть стало невозможно — он яростно набросился на нее и, только когда отшвырнул пустую тарелку в сторону, осознал, что приборов ему не принесли и он сожрал все руками, а посуду вылизал до последней крошки.

Дарья определенно намекала, как недалеко ему осталось до истинного зверя. Туомас стиснул зубы и решил, что лучше умрет от голода, чем еще раз позволит волку одержать верх. Улегшись на пол, он начал медленно дышать, повторяя одну за другой дыхательные практики. Набитый живот урчал, ото рта поднималась еле заметная струйка пара, но он упорно тренировал осознанность, запретив себе думать о чем-то еще. Возможно, через несколько дней способность сохранять разум в полнолуние станет его единственным спасением от того, чтобы шагнуть за третью черту.

Больше к нему никто не приходил. Кое-как согревшись и прогнав все медитации по пятому кругу, Туомас полночи ворочался на старых, пропахших нафталином простынях, сбив их в кучу, чтобы сохранить тепло. Тело уже начало чесаться, а щетина отросла так, что щекотала губы и шею. Нестерпимо хотелось отлить, а еще сильнее — сбежать. Но стучать было бесполезно, поэтому Туомас дождался, пока рано утром его не сводили в уборную и снова заперли. На этот раз Дарья так и не появилась — считала, очевидно, что любые слова излишни.

От нечего делать в темноте он сидел, приложив ухо к двери, улавливая малейшие звуки, по которым мог бы понять, что происходит в квартире. То и дело хлопала дверь — это приходили и уходили оборотни, изредка слышались приглушенные звукоизоляцией сердитые окрики Волчицы, пару раз до него доносились страстные стоны, но Туомаса подобное давно не трогало. Теперь, он не сомневался, Дарье доставит особое наслаждение отказать ему у всех на глазах, если он окончательно спятит и начнет с ней флиртовать.

От беспомощности хотелось выть. Он начал биться лбом о мягкую обивку двери, ни на что особо не рассчитывая, — лишь бы заглушить мысли о предстоящем полнолунии, до которого осталось каких-то шесть дней. Туомас запустил пальцы в волосы и что было сил дернул — боль на несколько минут притупила остальные чувства.

В этот момент раздался звонок в домофон. Никто из Стаи обычно не звонил — у многих были ключи от входа, а некоторым дверь открывали заранее. Туомас приложил ухо, но так и не услышал, кто именно пришел. Ему подумалось, что это могла быть доставка еды или другой сервис, но вряд ли оборотни пускали в квартиру постороннего человека.

Он мог сколько угодно продолжать биться головой — это не имело никакого значения.

Внезапно послышались сердитые голоса, и следом раздался хорошо различимый рык Дарьи:

— …с чего бы такой визит?

Туомас обратился в слух.

— Ну, красавица, ты же и сама прекрасно знаешь с чего. Пришел за блудным сыном, как в Библии сказано. Нехорошо оставлять в беде убогих, а уж юродивых и подавно.

Сердце Туомаса едва не выпрыгнуло из груди — он узнал резкий, раздраженный голос Германа Николаевича.

— Доктор, я понимаю, что тут все свои, но вы пришли немного в неурочное время…

— Давай, Дашенька, без церемоний. Запахивай халатик — вряд ли ты мне покажешь, чего я раньше не видел, — и отдавай моего работника. Надеюсь, вы не совсем его заморили, у него сегодня двенадцать инвалидных колясок на очереди.

Возникшая пауза заставила Туомаса похолодеть от ужаса.

— А если его здесь нет?

— Обижаешь, дорогая, — интонации Германа стали мягче, но Туомас знал, что доктор на грани.

Он несколько раз ударил в дверь.

— Дашенька, буду с тобой откровенен, — доктор Герман продолжил еще более вкрадчиво. — Я сожалею, что этот наивный кретин приперся в наш город, когда у тебя как раз начались первые позывы к окончанию фертильного периода. Сожалею, что он не смог удовлетворить тебя по-хорошему, хотя, уверен, ты предоставила ему для этого все шансы. Но могу тебя уверить в одном: я больше не приеду ни на один вызов ни к одному члену твоей шайки-лейки, если мне сейчас же не вернут сотрудника, которого я нанял выполнять определенную работу, которая, прости господи, должна быть выполнена. Я заведующий отделением, а не девочка по вызову, чтобы тут стоять и призывать тебя к адекватности.

Воцарилось тягостное молчание. Туомас не мог видеть, но чувствовал, как в прихожей летали молнии. Наконец раздались шаги, и щелкнул замок на двери. В глаза ударил свет, от которого он успел отвыкнуть.

Герман Николаевич смерил взглядом его закутанную в простыни фигуру и зацокал языком:

— Хорош гусь… — Потом посмотрел на стоявших в отдалении Дарью и Бориса. — Верните мальчику одежду и вещи. В таком виде я его даже в такси не посажу, меня поймут неправильно. Не в театре, чай.

На глазах у насупленных оборотней Туомас натянул свитер и набросил на плечи куртку, избегая смотреть в сторону Дарьи. Волчица стояла, прислонившись к дверному косяку у кухни, и смолила сигарету, выдыхая клубы дыма прямо в лицо вылезшему ниоткуда Карапузу.

— Мы не закончили, Томми, — спокойно произнесла она, когда Туомас повернулся к двери. — Можешь и дальше прятаться за спиной у доктора, но долго это не продлится. Луна все растет, с каждой ночью. Тот, кто не с нами, — тот против нас.

Герман взглядом посоветовал ему молчать. Туомас пожал плечами, не желая оставлять за ней последнее слово:

— Я не собирался так расставаться, Дарья.