Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6 февраля, в разгар этого великолепного и продолжительного всплеска скорости, на борту «Ниньи» состоялась бурная дискуссия о ее местоположении. Капитан Висенте Янес Пинсон заявил, что утром 6 февраля азорский остров Флориш (Флорес) должен находиться на северо-западе, а Мадейра – на востоке. Добровольный помощник лоцмана Бартоломео Ролдан, контролирующий всю навигацию во время путешествия, доказывал, что с северо-востока должен лежать Фаял, а на востоке – Порто-Санто. В действительности оба были совсем не правы, хотя, как ни странно, любитель ошибался в меньшей степени, чем профессионал. Точка, указанная Ролданом, находилась примерно в 375 милях на зюйд-ост-ост, а Пинсоном – примерно в 600 милях на ост-зюйд-ост от положения, вычисленного Колумбом на основе навигационного счисления.
7 февраля лоцман «Санта-Марии» Пералонсо Нинос стал утверждать, что «Нинья» уже находится между меридианами островов Терсейры и Санта-Мария и пройдет в 38 милях к северу от Мадейры (в действительности Мадейра находилась в 200 милях по широте и 600 милях по долготе). Сам же Колумб считал, что флот находится в 75 лигах к югу от параллели Флореса (в действительности – приблизительно на 65 миль меньше). В этот момент Адмирал мудро решил не связывать себя обязательствами по вычислению долготы.
Во времена примитивных приборов и навигационного счисления по булавочным отверстиям в карте разногласия подобного рода вполне ожидаемы. Скажу больше – они отнюдь не отсутствуют даже и сегодня, несмотря на наличие куда более точных инструментов и проверенных научных методов. Ранее упомянутый и вечно критически настроенный де Салазар после плавания с Канар на Эспаньолу в 1573 году писал одному из своих друзей: «О! Как Бог в своем всемогуществе мог вложить тонкое и столь важное искусство навигации в такие тупые умы и неуклюжие руки этих лоцманов! Мне приходилось видеть, как один спрашивал у другого о курсе, которым следует судно. „16 градусов“, – отвечал один. „Почти 20“, – возражал второй. „13 с половиной“, – вмешивался третий. Вскоре начиналось обсуждение вопроса о том, как далеко до берега. „Мы находимся в 40 лигах от земли“, – говорил первый. „А я говорю, что в 150“, – возражал другой. „Сегодня утром мы находились от суши в 92 лигах“, – подключался следующий навигатор. И будь до нее три или три сотни лиг, они не приходили к согласию, даже не пытаясь выяснить истину».
К вечеру 7 февраля свежий северо-западный ветер утих, и в течение следующих двух дней флот шел, по словам Лас Касаса, под «мягкими и переменными ветрами». При попутном ветре каравеллы преодолели 75 миль на зюйд-зюйд-ост, что переместило их еще дальше от Азор, но перед рассветом 9-го ветер сменился на восточно-юго-восточный, поэтому пришлось идти правым галсом, повернув на норд-ост. Колумб не собирался заходить на Азорские острова, но, вероятно, теперь надеялся увидеть один из них, чтобы проверить местоположение. К 10 утра 9 февраля флот снова взял строгий восточный курс и к закату прошел всего лишь 24 мили, но затем вернулись крепкие весты, в результате которых «Пинта» и «Нинья» в течение следующих суток вышли на отличный показатель в 154 мили.
В тот день, 10 февраля, наступила расплата за навигационные ошибки. Висенте Янес, Пералонсо Нинос, Санчо Руис и «любитель» Ролдан сошлись во мнении, что они оказались на меридиане, проходившем в 5 лигах к востоку от азорской Санта-Марии, и находились примерно на широте Мадейры и Порто-Санто. Этот расчет отличался от истинного положения примерно на 500 миль к ост-зюйд-1/2 ост. Колумб подсчитал, что к концу дневного перехода (по расчетам нашей экспедиции, он находился на 35°58′ северной широты и 33°15′ западной долготы) остров Флорес должен был лежать строго на севере, а Нафе (Касабланка в Марокко) – строго на востоке. Другими словами, предположив, что он знал правильные позиции Флореса и Касабланки, мы пришли к выводу, что Адмирал разместил флот в 175 милях к зюйд-ост-3/4зюйд от его истинного положения.
Тем не менее по сравнению с расчетами лоцманов и предполагая, что все они согласны с относительным положением Азорских островов, Мадейры и Касабланки, Колумб был примерно на 30 миль ближе к истинной широте и на 340 миль ближе к истинной долготе, чем кто-либо другой.
Должно быть, именно в течение этих трех недель хорошей погоды и полезных, хотя и не всегда попутных, ветров Колумб написал знаменитое письмо о своем Первом путешествии, которое часто называют «Письмом к Сантанхелю». Это письмо не адресовалось конкретному лицу, а предназначалось для общедоступной публикации. Оно было вложено в одно из писем к государям. К сожалению, оригинал письма был утерян, но от него осталось несколько рукописных копий, сделанных для разных придворных вельмож. Одна из таких копий, предназначенная уже упоминаемому выше хранителю королевского кошелька Луису де Сантанхелю, была напечатана (в очень плохом качестве) в Барселоне летом 1493 года в виде четырехстраничной брошюры, единственный сохранившийся экземпляр которой находится в Нью-Йоркской публичной библиотеке. С более качественной копии, чем барселонское издание, Леандро де Коско сделал латинский перевод, который выдержал девять изданий (в Риме, Париже, Базеле и Антверпене) в 1493–1494 годах. В скором времени письмо было переведено на итальянский, причем до конца 1493 года оно издавалось три раза. Некоторые издания De Insults inuentis[195] (самое раннее латинское название) щедро иллюстрировались гравюрами на дереве, взятыми из других книг и не имеющими никакого отношения ни к Колумбу, ни к его кораблям, ни к Вест-Индии. Письмо, датированное 15 февраля, en la caravela, sobre las islas de Canaria[196], по