Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

логике вещей, должно быть, было написано до 12 февраля, а не во время последовавшего шторма, а вместо «Канарские острова» следует читать «Азорские». Вероятно, Адмирал закончил и подписал письмо несколькими днями позже на борту «Ниньи», будучи на якоре у Санта-Марии и надеясь переслать его оттуда через Португалию на случай, если с ним что-нибудь случится на последнем этапе путешествия. Однако отношение азорских властей, как мы увидим, оказалось таким, что Колумб передумал и решил выступить почтальоном самостоятельно.

В письме упоминается все самое важное или рассчитанное на то, чтобы заинтересовать монархов и привлечь их поддержку Второго путешествия. В нем были опущены все маршруты и расстояния, чтобы любопытные чужие глаза не добрались до запретного плода. О потере «Санта-Марии» в письме тоже не сообщалось: Колумб лишь обманчиво сообщал, что он оставил одно из судов со своими людьми в Навидаде. В целом это письмо, являющееся превосходной копией «Журнала», лишний раз доказывает блестящее мастерство Колумба в изложении материала.

Глава 23

Азорская агония (12.02–24.02.1493)

…Они кружатся и шатаются, как пьяные, и вся мудрость их исчезает. Но воззвали к Господу в скорби своей, и Он вывел их из бедствия их.

Псалтирь, 106: 27—28

Зима 1492/93 года в Южной Европе выдалась необычайно холодной и ветреной. Даже гавань Генуи к Рождеству покрылась льдом, поэтому небольшие суда не могли ни войти в нее и не выйти, а корабли Лиссабона, удерживаемые сильнейшими встречными ветрами, месяцами простаивали в порту. До сих пор «Нинье» и «Пинте» сопутствовала удача, но теперь они направлялись в один из самых штормовых регионов Северной Атлантики.

В понедельник, 12 февраля, после очередного солнечного дневного перехода на 150 миль на восток, корабли впервые столкнулись с настоящей непогодой. Отчет Колумба о следующих нескольких днях чрезвычайно интересен, поскольку является одним из самых ранних, если не первым подробным описанием реального шторма. Данные его «Журнала», рассмотренные в свете современной метеорологии, показывают, что это был не обычный циклонический шторм, а возмущение, отмеченное хорошо развитыми «фронтами», когда холодная воздушная масса, движущаяся на юг из Арктики, сталкивается с теплой воздушной массой, перемещающейся на север из тропиков.

Штормы такого характера в районе Азорских островов не являются редкостью, но их значение для судоходства и воздушных перелетов настолько велико, что в последние годы они интенсивно изучаются. Среди существующих описаний таких штормов есть по крайней мере два, которые почти во всех деталях соответствуют тем, которые пережил Колумб. Мы можем видеть, что возмущение, принесшее столько неприятностей «Пинте» и «Нинье», было вызвано интенсивным образованием области очень низкого давления, центр которой проходил к северу от Азорских островов. Она стала причиной возникновения шквалистых ветров, дующих в секторе от зюйд-веста до веста с силой от «шторма» до «сильного шторма» (от 9 до 10 баллов по шкале Бофорта). Изобарическая ситуация, вероятно, оказалась вытянутой в направлении от вест-зюйд-веста к ост-норд-осту, приближая таким образом разные ветры друг к другу, что привело к возникновению ужасных волн, почти захлестнувших «Пинту». Три отдельные воздушные массы, разделенные одним теплым и двумя холодными фронтами, по-видимому, были вовлечены в циркуляцию, и переход от одной воздушной массы к другой через разделяющий их фронт нанес каравеллам сильнейший удар.

На рассвете 12 февраля «начались сильные волнения и буря», и, по словам Колумба, «если бы каравелла не умела надежно держать курс, она бы имела все шансы заблудиться». Весь световой день при зюйд-весте силой от 7 до 8 баллов[197] она пробежала около 35 миль «с большим трудом и опасностью», полностью сняв все паруса (испанцы называли такой ход «под сухим деревом»). С наступлением ночи каравеллам стало ничуть не легче, однако утром 13 февраля ветер немного стих: они огибали южный край циклона, и «Нинья» позволила себе поднять малые паруса. Радость оказалась недолгой. Во второй половине дня ветер снова усилился, «океан творил что-то ужасное». Не было ни одного непринайтованного предмета, который не летал бы кувырком по палубам и каютам: западная зыбь, поднятая другим сектором шторма, пересекала гребни волн, поднятых сильным юго-западным ветром.

С наступлением темноты 13 февраля ветра подули еще сильнее, и их поперечные направления образовали опасные пирамидальные волны, которые с угрожающей дрожью остановили продвижение каравелл, а затем обрушились на их палубы горами зеленой воды и белой пены. Опасность ситуации заключалась в том, что «Нинья» не была под балластом. Колумб объясняет, что каравелла ушла с Эспаньолы в таком состоянии, поскольку большая часть ее тяжелых запасов и провизии была уже израсходована, а пополниться водой и местными съестными припасами он намеревался на «острове женщин», но изменение планов помешало это сделать. Во время плавания матросы совершили все возможное, чтобы восстановить остойчивость судна, наполнив соленой водой пустые винные бочки, но это была плохая замена хорошему каменному балласту, закрепленному и покрывающему дно трюма.

Все попытки следовать курсом по компасу были теперь оставлены. Рулевым было приказано держать приблизительное направление на северо-восток, в то время как вахтенный офицер следил за каждым встречным валом и отдавал быстрые приказы, чтобы каравелла могла принять его под наиболее безопасным углом.

Лишь предельная осмотрительность и мастерство моряков «Ниньи» позволили ей не нахватать воды, что привело бы к фатальным последствиям для всего экипажа: «Пинта» физически не смогла бы подобрать выживших. Для продвижения «Нинья» лишь немного приподняла свой квадратный «папахиго»: полное увеличение парусности дало бы слишком большую нагрузку на грот-мачту. Современное судно, вооруженное справочником вездесущего Боудича и картами гидрографического управления, сразу же легло бы в дрейф правым галсом как можно дальше от центра циклона, но Колумбу, к сожалению, ничего не было известно о законе штормов. Единственное правильное решение в этом случае заключалось в том, чтобы просто нестись по ветру, избегая маневров: любая попытка противодействовать волнам могла бы привести к затоплению судна с такой низкой осадкой, как «Нинья». В любом случае эти каравеллы с относительно высокими бортами достаточно уверенно шли при сильном шторме, хотя каждая волна, бьющая в корму, выплескивала через рулевой порт на палубу тонны воды, накрывая с головой тех, кто изо всех сил удерживал румпель и предотвращал опасное рыскание. «Пинта», попавшая в бурю одновременно с «Ниньей», в ночь с 13 на 14 февраля пропала из виду. Судя по всему, ее пронесло мимо Азорских островов, и каравеллы встретились снова только месяц спустя в гавани Палоса.

Те же условия сохранялись весь день 14 февраля, когда первый из двух последовательных холодных фронтов настиг «Нинью». Она все еще неслась под приспущенным