Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

подумал, что Людка искала какое-нибудь — и выбрала не из лучших — оправдание своему вероломству. Ведь сколько людей, особенно в послевоенное время, построили семьи, где жены оказывались более образованными, и ничего — живут дружно, счастливо. Вот и в Алеевке Сергей Тимофеевич знает врачиху, которая вышла замуж за фэзэошника, помогла ему получить среднее образование, настояла, чтобы шел в институт. Теперь он кандидат технических наук. Примеров таких более чем достаточно. Умная женщина находит способы благотворно влиять на мужа, незаметно, не унижая мужского достоинства, совершенствовать его чувства, вкусы, если он даже и остается всю жизнь простым рабочим. Но для этого надо быть в полном смысле женщиной — великодушной, сострадательной, жертвенной, ибо в этих духовных качествах — истоки святых материнских чувств. Для таких благородных сердец и супруг — лишь большой ребенок, нуждающийся в заботе, внимании, ласке... Не случайно в народе говорится: «Хорошая жена мужа на ноги поставит, а плохая — с ног свалит». Видно, Людке не дано было испытать великой женской благодати. Очевидно, хотела лишь получать, ничего не отдавая взамен. Потому и стала хищницей, ловцом удачи. Ради этого, не задумываясь, изломала всю Геськину жизнь. Да и свою заодно. Что ж на нее злиться. Сама осталась несчастной, неустроенной. Сейчас ей тоже под пятьдесят, но ни мужа, ни детей... Возится с кошками, псами.

Слов нет — каждый хочет быть счастливым. Но все дело в том, как люди понимают это счастье, какое у них представление о том, что можно позволить себе, а чего нельзя, что соответствует высоким моральным принципам, или, наоборот, — аморально.

И вдруг Сергею Тимофеевичу открылась, как он тут же решил, простая, но абсолютная истина: все беды человеческие проистекают оттого, что сугубо определенные, бесспорные понятия люди воспринимают и толкуют совершенно по-разному. Отсюда — взаимное непонимание и в малом, и в большом, а в результате — столкновения...

Сергей Тимофеевич был глубоко расстроен тем, что Герасим — старинный друг, с которым вместе бегали в школу, влюблялись, оканчивали фабзауч, стали рабочими, сражались с врагом, этот Герасим так далеко отошел от него, что они уже друг друга не понимают. Сколько же тогда взаимного недопонимания между людьми менее близкими! Вот случай свел их за одним столом с молодой парой — Сергеем и его женой — аспиранткой. Совершенно непонятные ему жизни. Как оказалось, этот Сергей только начинающий писатель, а поди ж ты... напустили тумана.

И еще Сергей Тимофеевич подумал о том, что пословица: «Сколько голов, столько умов» говорит вовсе не об учености, а о взглядах, об отношениях людей к каким-то определенным понятиям, явлениям, фактам, событиям. Чем тождественней эти взгляды, в смысле идеального понимания добра и зла, тем крепче моральное здоровье народа. Однако, чтобы понимать добро и, следуя ему, бороться против зла, надо не только иметь твердое представление о том, что хорошо, а что плохо, но быть духовно подготовленными правильно откликаться на проявление человеческих чувств. Между тем есть немало людей, которые отвергают эти самые чувства. Он тоже имел случай познакомиться с одним из таких. Да что говорить о Всеволоде, если и на своих детях видит: старшие — более отзывчивы, ласковы, а Олег — сухарь, рационалист, начинающий скептик...

Вот к каким неожиданным мыслям привели Сергея Тимофеевича воспоминания о размолвке с Герасимом. Пока валялся на берегу под палящими лучами солнца, не замечая ничего вокруг, вон сколько передумал.

— Коллега, вы рискуете обгореть, — услышал Сергей Тимофеевич и обернулся, чтобы посмотреть: кто же это так истязает себя. Но именно на него смотрел Юлий Акимович и говорил: — Да, да, нынче день обманчивый: бриз освежает, а солнце — злое.

Сергей Тимофеевич. захватил свою пенопластовую подстилку и перешел под навес.

— Спасибо, Юлий Акимович, — поблагодарил. — Можно тут расположиться, подле вас?

— Пожалуйста, пожалуйста... — Он нисколько не удивился, что незнакомец называет его по имени и отчеству, видимо, привык к этому, — Я давно наблюдаю за вами. Вот, думаю, увлекся человек и позабыл об охране труда. Небось, новый сюжет?

— Сюжет? — Сергей Тимофеевич улыбнулся. — Ну да, сюжет. Я сейчас открыл величайшую истину: все беды человеческие проистекают оттого, что сугубо определенные, бесспорные понятия люди воспринимают и толкуют совершенно по-разному.

Глаза Юлия Акимовича заметно поскучнели.

— Ваше открытие, простите, никак нельзя назвать величайшим. Эта истина питает литературу уже много веков.

У него, очевидно, пропал интерес к собеседнику, и он перевел взгляд на море, на белый корабль, плывущий в сторону Феодосии.

Сергей Тимофеевич тоже посмотрел на теплоход, сказал:

— Красавец... — И, помолчав, продолжал: — Естественно, вам, литераторам, известно многое из того, что нам, читателям, приходит как откровение.

— А вы разве не писатель?

Сергей Тимофеевич назвал себя, свою должность.

— Вот оно что!.. И как вам наше общество!

— Присматриваюсь, — отшутился Сергей Тимофеевич.

— О, это сказано по-писательски, засмеялся Юлий Акимович. — Мы — вас изучаем, а вы — нас?

— Только так, — сказал Сергей Тимофеевич. И в этот раз совсем непонятно было: шутит он или говорит всерьез.

— В то же время делаете для себя великие открытия, — напомнил Юлий Акимович.

— Вот именно — для себя. Мы ведь как: живем в новом времени, а все еще подвержены старому. И получается по прежней поговорке: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Так и со мной приключилось. В мыслях не было забираться в эти психологические дебри, а столкнулся с другом и давай доискиваться, в чем же причина, почему схлестнулись. — Сергей Тимофеевич пересказал суть своих разногласий с Герасимом. В заключение словно подвел итог: — Так и открываем уже открытые Америки.

— Зато самостоятельно, — поддержал его Юлий Акимович. — И не умозрительно, а со всей наглядностью, которую может преподать лишь жизнь. Это весьма интересно.

— Вам, может быть, и интересно в том смысле, как простой рабочий приходит к пониманию таких вещей. А меня наглядность, которую все еще, к великому сожалению, преподает жизнь, никак не радует. Вот отдыхаю, а мысли на заводе, спорю с начальником цеха Шумковым, доказываю очевидное. Что здесь хорошего?

— Хорошего, пожалуй, мало, — согласился Юлий Акимович. — Нам ведь тоже... покажи вот такого беспокойного отдыхающего в книге — критики не признают, — Юлий Акимович хитро улыбнулся, — скажут, что в жизни подобного не бывает.

— Почему? Вас же не ругали. Андрей Бочарников в вашем последнем романе, угодив в больницу, ухитряется созвать производственное совещание. Этот эпизод очень волнует. Тут, наверное, все зависит от того, как написано... А критики что ж? Критики тоже бывают разные. Наверное, как и писатели...

— Очевидно, — уважительно сказал Юлий Акимович. И поинтересовался: — Какие же у вас