Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

Борща тебе наварила впрок, мясо стушила, кашка есть гречневая, котлеты. Первое время можешь не ходить в столовую. — Совсем забыла, что уже говорила ему все это. Всплакнула, поднесла платочек к глазам. — Учи, сыночек, учи как следует. В кино — только по воскресеньям, на дневной сеанс. Да, к Аленкиному мотоциклу не подходи — категорически запрещаю. — И снова платочек к глазам.

— На нем аккумулятора нет, — пробасил Олег. — Алька где-то зашатырила

— Вот и хорошо, и хорошо, — сказала Анастасия Харлампиевна, подумав, что хоть одной тревогой будет меньше, — Молочко на вечер покупай.

Не удержался и Сергей Тимофеевич:

— Смотри, Олег, без баловства.

— Ладно, — со всем соглашался Олег, лишь бы поскорее окончилось это прощанье. Ему не терпелось остаться одному, чтобы вкусить этой заманчивой, такой желанной самостоятельности.

* * *

Крым, морс ошеломили Пыжовых непривычной, какой-то яркой, праздничной красотой. Буйная зелень знакомых и ранее вовсе невиданных деревьев, кустарников, лазурная водная гладь — необозримая, манящая в свои пустынные дали, прозрачный воздух, горы — все пронизано солнцем, дышит солнцем, млеет в его знойных лучах.

— Ну и ну. Настенька, — только и сказал Сергей Тимофеевич. Потом все же добавил: — Благодать... А ты еще и упиралась, дикарка моя.

Это был первый в их жизни совершенно праздный отдых. Пыжовых поселили в хорошо меблированной комнате с лоджией, где стояли плетеные столик, стулья, качалка и откуда открывался живописный вид на море. Указали постоянные места в столовой, пожелали отлично провести время.

Вообще здесь царил чуть ли ни культ вежливости. То и дело слышались взаимные пожелания доброго утра, дня, вечера, приятного аппетита или «смачного», если это были украинцы. Пришлось усваивать этот церемониал. Их соседями по столу оказалась молодая пара. Ее звали Маргаритой, его — Сергеем. Но они иначе как Марго и Серж друг друга не называли. Сергей постоянно опаздывал к столу, тотчас набрасывался на еду, несколько рисуясь, говорил своей подруге: «Сегодня твой старик молодец, Марго. Добил главу — пальчики оближешь». А она манерно сокрушалась: «Ты убиваешь себя, Серж. Нельзя так гореть. Сделай перерыв. Завтра же вытащу тебя в Сердоликовую бухту — надо пополнить коллекцию камешков». Он поспешно доедал забирал термос с кипятком и убегал.

— О чем же пишет ваш муж, если, конечно, это не секрет? — спросил как-то Сергей Тимофеевич.

— Представляете! — Видимо, в понимании Маргариты это слово, употребляемое в различных смысловых интонациях, наиболее соответствовало значимости высказываемых ею сентенций. — Героиня романа Сержа — молодая, красивая живет с положительным во всех отношениях мужем. Она — педагог, он — кандидат наук, стоящий на пороге гениального открытия. Все хорошо в их отношениях. И вот однажды во сне эта высоконравственная женщина изменяет мужу с каким-то мужчиной, которого даже разглядеть толком не успела. Близость с ним оказывается такой невыразимо сладостной, что она просыпается потрясенная. Рядом, на соседней кровати, похрапывает муж. Это равнодушно-спокойное похрапывание убивает шевельнувшееся было в ней чувство вины. Вглядываясь в него в полумраке ночи, она впервые ощущает отчужденность, даже некоторое злорадство, и отворачивается, закрывает глаза, в надежде воскресить в памяти вот те, ни с чем не сравнимые мгновения. Потом, среди дневных забот, ее постоянно преследуют «грешные» мысли. Вскоре неизвестный ночной гость снова пришел к ней, а затем зачастил — дерзкий, грубый, — и она с радостной готовностью отдается ему, чтобы еще и еще раз испытать ранее не знаемые любовные восторги... Представляете! У героини — двойная жизнь. По долгу службы она проповедует высокую мораль, нравственность, и в то же время подвержена необузданным страстям. Доходит до того, что вот тот безликий, несуществующий любовник становится ее истинным властелином, а муж, с его до приторности постными, однообразными ласками, превращается в постылого сожителя. По натуре своей не испорченная женщина страдает оттого, что вынуждена с ним делить брачное ложе, изменяя своему кумиру. Отчужденность перерастает в ненависть к этому человеку... Представляете, сюжетик! До такого и Кафка не додумывался. По логике развития художественного образа, она должна убить своего кандидата наук. Но редактору разве докажешь? Серж говорит, что дай им волю, они и Шекспира заново отредактируют. Представляете, великий ревнивец Отелло не душит Дездемону — затевает бракоразводный процесс. Вот смеху-то! А Серж вынужден свою психологическую драму заканчивать чуть ли ни подобным фарсом.

— Простите, — заговорила Анастасия Харлампиевна, — вы, женщина, пересказывая это, не испытываете смущения?

Недоумение на миленьком личике Маргариты, кажущемся еще более юным в обрамлении седых локонов парика, было неподдельно искренним.

— А что здесь предосудительного? — ответила вопросом на вопрос. — Вполне, естественно, жизненно.

— Но во имя чего? Какова идея?

— У вас, Анастасия Харлампиевна, поистине педагогическое мышление: привыкли все раскладывать по полочкам своих представлений и учебных программ. А то, что не отвечает этим представлениям, отвергаете.

— Чепуха все это, — не выдержал Сергей Тимофеевич, — Вокруг бурлит жизнь — настоящая, интересная, а он, ваш Сергей, выдумывает каких-то призраков, какую-то абсолютно невероятную, не поддающуюся человеческому разуму чертовщину.

Кончилось тем, что Маргарита несколько дней сердилась. А когда сменила гнев на милость — не заговаривала о работе мужа.

Сергей Тимофеевич уже не рад был, что попали они за один столик с Маргаритой. Теперь она, например, старалась доказать, что достаточно поэту, пусть даже шкодничающему в личной жизни, перевоплотиться, стать лирическим героем своего произведения, и он уже вправе выступать учителем жизни. Анастасия Харлампиевна перестала обращать внимание на «благоглупости», как сказала мужу, очаровательной соседки, не вступала с ней в спор, а Сергей Тимофеевич все же однажды сорвался:

— Это что же, узаконенное лицемерие?.. Не согласен.

— Вы, Сергей Тимофеевич, чересчур строги, — не тая улыбку, ответила она.

Мимо них по набережной прошел крупный седой мужчина в шортах и легкой рубашке. У него было строгое, задумчивое лицо. Он, наверное, и не слышал, что рассказывала, повиснув на его руке, молоденькая девушка в пестром пляжном сарафанчике. Маргарита приветливо раскланялась с ними. И когда они прошли, продолжала:

— Я ведь не утверждаю, как некоторые, будто шестидесятилетний Юлий Акимовну приехал с двадцатилетней женой.

Сергей Тимофеевич уважительно посмотрел на знаменитого писателя, которого хорошо знал по книгам и фотографиям, однако без подсказки не узнал бы. Теперь, увидев его совсем близко, расчувствовался:

— Вот за это спасибо вам, Маргарита, превеликое.

Маргарита рассмеялась:

— Не думала, что в таком возрасте можно оставаться идеалистом.

Он серьезно посмотрел в ее безмятежные, смеющиеся глаза и тоже не удержался от улыбки:

— Знаете, как-то приятно на душе, когда о людях отзываются хорошо.

7

Вчера еще Анастасия Харлампиевна вспоминала Аленку, беспокоилась, получила ли