Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

открытку с адресом, которую послали ей в первый же день своего пребывания в Коктебеле, замучила Сергея Тимофеевича опасениями, что уедут, так и не повидав дочку, предлагала самим попытаться разыскать ее, а она оказалась легка на помине и нынче заявилась к ним с самого утра.

— Ой, "совсем некогда было, — обнимая мать, ответила на ее упреки. — Тренер не отпускал, мамочка. Новую программу готовим. — Осмотрелась. — Ну, как вы тут?.. — Деловито обошла апартаменты, заглянула на лоджию: — Недурно устроились, очень недурно. И как это вы к писателям попали?

— А так, что и мы не лыком шиты, — отшутился Сергей Тимофеевич.

— Лучше, чем на Донце?

— Красиво, — сказала Анастасия Харлампиевна. — Отец меня по всему берегу прокатил.

— Вот и молодцы, — похвалила Алена. Сидели на своем Донце и ничего не видели. Теперь хоть представление будете иметь... Ну, а вообще, нравится вам Крым? — со своей обычной живостью переметнулась Алена на другое. Они остановились подле искусно сделанной живописной площадки, где среди валунов, дикого камня росли кактусы, цвела юкка, и Алена, не ожидая ответа, продолжала рассуждать вслух: — Конечно, моим дорогим родителям нравится Крым. Они присматриваются, облюбовывают тихий уголок и как только выйдут на пенсию — обоснуются у моря. К ним будут приезжать дети и привозить внуков...

— Внуки — то хорошо, — одобряюще закивал, заулыбался Сергей Тимофеевич. — Внуков давайте побольше, чтоб не перевелся род Пыжовых. Только нет резона здесь укореняться. Какой месячишко отгулять — куда ни шло.

— Очень уж шумно, — вставила Анастасия Харлампиевна. — Этих отдыхающих — как саранчи.

— Человек буднями живет, дочка, — пояснил Сергей Тимофеевич свое нежелание устраиваться здесь на постоянное жительство. — Если все время праздник — какая же радость?

Алена засмеялась, обняла отца:

— А вы бури молодым отдайте.

— Ну, ну, — проворчал Сергей Тимофеевич. — Что-то рано ты нас на свалку.., От Ивана ничего не получала?

— Уже три письма прислал.

— Что пишет?

— Ой, папка, какой же ты любопытный! — с озорным осуждением воскликнула Алена. — Вот не знала...

Анастасия Харлампиевна, будто и в самом деле всерьез, поспешила на выручку мужу:

— Папа о заводе спрашивает, доченька.

— Ясно, о заводе, — подтвердил Сергей Тимофеевич. — А ты о чем подумала, бессовестная?

— О том же. — наивно отозвалась Аленка. — Приветы Иванчик передает от заводчан.

Их игривость в отношениях была безобидна и естественна, как у людей, связанных не только родственными узами, но и духовно близких.

— Как же, нужны его приветы, — насупился Сергей Тимофеевич. — Я велел с Шумкова не слазить, дело наше продвигать, а он, видали, каков фрукт!

— И за Олежкой просила присматривать, — обеспокоенно вмешалась Анастасия Харлампиевна. — Ничего об Олежке не сообщает?

— Ай-я-я, бедный Иванчик! — запричитала Алена. — Я и не знала, что у него столько поручений.

Они прогуливались в тенистых аллеях, специально задерживаясь на завтрак, чтобы освободился их стол. А вокруг действительно была отбирающая глаза красота: сосны, кипарисы, голубые ели, миндалевые деревья, какие-то южные, вовсе не знакомые им растения, а в просветах между зеленью —  молочно-голубая даль моря, а рядом — громоздящийся с небо Карадаг. И яркое цветение газонов, клумб, политых на заре...

— Обо всем напишет, — пообещала Алена, заметив отцовское беспокойство об оставленных делах и материну тревогу об Олеге, — Напишет.

— Про Герасима — тоже пусть черкнет, — неловко себя чувствуя, попросил Сергей Тимофеевич. — Как он там... Прямо на наш адрес...

Их быстро обслужили. Сергею Тимофеевичу очень понравилось, что отдыхающие здесь имели возможность принимать гостей. После завтрака Анастасия Харлампиевна увела Аленку на женский пляж...

Сергей Тимофеевич расположился на своем обычном месте у самой кромки берега, искупался, взбодрился телом, а на душе оставалась какая-то тяжесть. И он знал почему: опять вспомнился Герасим. После той вечеринки, когда отмечали защиту диплома Ростиком, они расстались не совсем по-дружески. Невольно возвращаясь к тому неприятному разговору с Герасимом. Сергей Тимофеевич уже подумывал, что, может быть, сам был не прав. Как же, пригласил человека, а выпить, как тому хотелось, не дал, еще и отчитал. Кому это понравится? Вот Герасим и сказал: «Кто же так с гостями обращается?» А потом, когда Сергей Тимофеевич провожал подвыпившего товарища, тот нагородил такого, что впору было плюнуть и возвратиться с полдороги домой. Конечно. Герасима-таки разобрало, и у него, наверное, трещала голова от этого самого давления. Это и удержало Сергея Тимофеевича, хотя Герасим и кричал: «Ишь, благодетель нашелся! А если я хочу сдохнуть, какое твое собачье дело?! И не лезь в душу!..»

Вот так Герасим ответил на его самые добрые чувства. После этого он, Сергей Тимофеевич, имел полное право сказать: «Ну и черт с тобой, подыхай, если тебе так нравится». Чем не философия? Абсолютная свобода личности, которую расхваливают буржуазные идеологи: хочешь топиться — топись, имеешь пристрастие к наркотикам — пожалуйста, пьешь — ну и пей, хоть залейся... Какую только гадость ни поощряет и ни оправдывает воинствующий индивидуализм! Будто полная свобода личности заключается в том, чтобы наряду с проявлениями поистине великого гуманизма, свойственного людям, безнаказанно выворачивать наружу все то темное, первобытное, что порою еще таится в глубинах человеческого естества.

Это уже здесь, на отдыхе, у Сергея Тимофеевича нашлось время порассуждать и как-то объяснить свое поведение при стычке с Герасимом. А тогда вовсе не думал об этом. Просто выслушал злые Геськины слова и сказал: «Балдеешь, дружище. Сдохнуть не проблема — все там будем. Только не для того мы в войну выжили, чтобы подыхать по-дурному».

Возмутительнее всего было то, что Герасим очень запросто отмахнулся от него, еще и вообразил, будто его старый друг Сергей Пыжов сможет поступить по отношению к нему таким же образом. Что это с ним? Где растерял веру в людей? Кто в этом повинен? Алкоголь? Несомненно. Это он лишил Герасима интереса к жизни, Извратил вкусы, подточил здоровье. Но все, видимо, началось с Людки, с обманутой Геськиной любви. Да, да. Как-то Сергей Тимофеевич встретился с Людкой. заговорил о юношеских годах... Она его не поддержала. А когда попытался напомнить, как она и Геська ухитрялись незаметно исчезать из компании, Людка равнодушно проронила: «Все это чепуха, Сергей. Разве можно всерьез воспринимать полудетские привязанности». Сергей Тимофеевич ответил, что она, Люда, встречалась с Геськой уже после войны. И. мол, насколько ему известно, даже собирались расписываться. «Людям на смех?! — вдруг вспылила Людка. У меня высшее образование, а он — чумазый паровозник! Они все пьяницы!..»

Прозвучало это дико, кощунственно, тем более, если принять во внимание, что сама выросла в семье деповского рабочего.

Потом Сергей Тимофеевич