Селянин - Altupi

пронырливые бабульки с матерчатыми сумками и плотными чёрными пакетами, в которых угадывались очертания разнокалиберных стеклянных банок.

— Здравствуйте, — сняв шлем, поздоровался Егор. Кирилл уже слез на землю, давая встать и ему.

— Здравствуй, Егорка, — закивали покупательницы. — Думали, ты не приедешь.

— Извините, пришлось задержаться. — Рахманов повесил шлем на руль, обошёл мотоцикл, откинул брезентовую накидку с люльки. Там на полу стояли четыре «четверти» с молоком, две банки по два литра и одна литровая, все под капроновыми крышками.

— Дома-то всё в порядке? — поинтересовалась молодая пенсионерка в бриджах. Она вытащила из сумки и подала Егору пустую банку с крышкой, а пока он забирал и обменивал на полную, тётка пялилась на его спутника. Впрочем, как и все её товарки — разглядывали избавившегося от шлема, безучастно изучавшего местность и огородики Кирилла. Наверно, не часто их молочник приезжает с компанией.

— Спасибо, всё хорошо, — ответил Егор, передавая тётке в бриджах сдачу с протянутых двухсот рублей.

— Брата уже в школу собрал? — спросила дама с крашеными фиолетовыми волосами.

— На выходных на рынок поеду.

Женщины подходили, меняли пустые банки на полные, задавали личные вопросы. Кирилл слушал внимательно, хотя не подавал виду. Похоже, постоянные клиентки много знали о Егоре, любили его и жалели. Кирилл даже почувствовал зависть — его бабки во дворе не особо жаловали, считали отребьем, невзирая на высокое положение семьи. А деревенский мученик купается в людском обожании, ему благоволят все, кто ни попадя — бабули в Островке, банкирша, покупательницы молока. Вот что значит красивая мордашка и слезливая история, тут же выскочил внутренний голос, но Кирилл заткнул его и отругал себя за недостойные мысли: у Егора прекрасно не только лицо, но и душа. Не он ли сам влюбился в него с первого взгляда, а вчера стоял на коленях? Он, парень, а чего уж говорить о женщинах, не важно, молодых или пожилых?

Последняя пенсионерка, самая старшая, лет восьмидесяти, в кокетливом бело-розовом беретике на седых кучеряшках, получила литровую банку. Егор поставил её прямо в сумку бабули.

— Мои сливочки, — любовно пропел божий одуванчик, заглядывая в матерчатое нутро. — Девочки, всем рекомендую. У Егорки замечательные сливочки.

— Да что мы, не пробовали? — оборвала её соседка в бриджах. — Лично я беру иногда, когда внук приходит, побаловать.

— И мы берём, — закивали ей остальные. Кирилл, кажется, единственный заметил пошлый подтекст диалога. У него ещё стоял.

— Егорка, — опять повернулась к нему самая старая, — привезёшь мне в следующий раз творожку? Больно он хорош.

— Конечно, привезу, Мария Сергеевна.

— А это кто, друг твой? — бабулька морщинистым пальцем указала на Кирилла, вся группа пенсионерок мгновенно прекратила разговоры.

— Да, — кивнул Рахманов, даже не посмотрев в направлении «друга». Просто, чтобы отстали. Ему не нравились расспросы, а отшить любопытных грубо он не умел.

— Ну дружите-дружите, дружба — дело хорошее, — напутствовала Мария Сергеевна и, зажав сумку в кулаке, будто мешок, потопала во двор. Остальные потянулись за ней, обсуждая какого-то Фиму, который измазал подвальную дверь монтажной пеной. Хорошо хоть не фекалиями. Нет, о фекалиях Кирилл не хотел вспоминать.

Он приблизился к мотоциклу, зажмурил один глаз от солнца, сунул большие пальцы за шлёвки джинсов.

— Прикольные бабки, — сказал невпопад. Егор, наклонившись, копался в люльке, расставлял банки. Позвякивало стекло. — Ты всегда сюда возишь?

— Раз в неделю, — не отвлекаясь, ответил Рахманов. Волосы закрывали его лицо. — В другие дни — в другие дома.

— А сколько стоит молоко? — Кирилл знал цены только на напитки и сигареты.

— Сто десять рублей три литра, — Егор, наконец, закончил возиться, закрыл люльку брезентом и подошёл к водительскому месту.

— Ого!

— По-твоему, это много или мало?

Кирилл не стал спешить с ответом: Егор первый раз задал ему вопрос из хозяйственной области, и надо было показать себя вдумчивым человеком.

— Мало, учитывая, сколько ты батрачишь. Полтора литра, получается, стоят пятьдесят пять рублей — столько же, сколько бутылка, например, «Бон Аквы». Но воду просто из-под крана наливают, а ты с коровой целыми днями возишься.

Кажется, Егора удивили разумные размышления, столь несвойственные ветреному оболтусу, за которого он привык принимать своего гостя. Они ему даже понравились, Кирилл буквально видел, как меняется мнение Егора о нём, хоть не было произнесено ни звука, но взгляд стал другим! Кирилл похвалил себя за маленький успех и едва не запрыгал, хлопая в ладоши.

Егор молча развернулся, со второй попытки завёл мотоцикл и сел на него. Калякин задрал лицо к чистому голубому небу и возблагодарил придурков, которые прокололи колёса «Пассата»: без них не было бы этой поездки и приятного удивления в глазах его любимого парня. Мотоциклу он тоже был благодарен, поэтому простил ему отвратительный рокот двигателя и все остальные прегрешения. Кирилл перекинул ногу через сиденье и тесно придвинулся к водителю, грудью незаметно потёрся об его одетую в джинсу спину. В паху разлилось тепло, соски затвердели. Успев остановить Егора, прежде чем тот наденет шлем, он отодвинул его волосы справа и сообщил в самое ухо:

— Я за дорогу раз десять чуть не кончил.

Можно было не шептать: слова терялись в тарахтении «Юпитера». К тому же на улице никого, кроме домашней живности, не наблюдалась. Егор обернулся к нему и демонстративно надел шлем, Кирилл счёл это за положительную реакцию и надел свой. По фигу, как они выглядят.

Егор не сказал, а Кирилл забыл спросить, куда они двинутся дальше, однако угадать было проще простого — за покупками. Все мало-мальски приличные торговые точки во всём своём скудном разнообразии располагались на одной улице и прилегающих переулках, своеобразным центром служил муниципальный рынок.

Минут через семь они были там. Парковочное место нашли с большим трудом, втиснулись между «реношным» микроавтобусом и «Дэу Нексия». Народу плевать было на будний день, людской поток тёк, не прерываясь. По магазинам и на базар шли бабки с костылями, подвыпившие мужики, молодые девки с детьми на руках или в колясках, тётки интеллигентного вида и не очень, школьники. У Кирилла создалось впечатление, что никто в этом городе не работает, но денег у всех немерено.

Сама улица вызывала тоску — серая, несмотря на яркие фасады «Магнита», «Пятёрочки» и десятка более мелких, несетевых магазинов одежды, хозяйственных товаров, цифровой техники, парфюма. Асфальт на проезжей части был в глубоких