Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

отпирался и затем сказал, что сегодня в два часа дня объявлена война (? – Д.П.) и он хотел утопить “Корейца” минами (то есть без шума) и сказать, что “Кореец” неизвестно от чего взорвался, так как Чемульпо рейд нейтральный, и начни он расстреливать “Корейца”, было бы слышно и тогда иностранцы заявили бы протест»[856].

Японофильская западноевропейская печать со слов официального Токио эпизод с обстрелом кораблями японской эскадры старой (18-летней), небольшой (водоизмещением всего в 1213 т) тихоходной русской канонерской лодки в нейтральных водах описала следующим образом: «8 февраля на пути в Чемульпо японская эскадра, сопровождавшая транспортные суда, встретила русскую канонерскую лодку “Korietz”, выходившую из порта. Лодка “Korietz” заняла наступательную позицию по отношению к японским судам и обстреляла один из японских миноносцев. Последний выпустил две торпеды, но безрезультатно»[857]. Таким образом, “Times”, а за ней и американская печать (“New York Times”) покорно воспроизвели текст официальной реляции, полученной японским послом Хаяси из Токио. В последующих публикациях той же лондонской газеты «наступательная позиция» «Корейца» уступила место мифическому «орудийному залпу» русской канонерки, хотя на самом деле ее команда вплоть до появления второй торпеды, выпущенной в ее направлении, даже не расчехляла своей 37-мм пушки. О том, что именно русский «Кореец» первым открыл огонь по эскадре Уриу, а затем был ею уничтожен, говорилось и в официальном англоязычном альманахе, первый номер которого вышел в Токио в апреле 1904 г.[858]

Тем самым в сознание западного читателя внедрялась мысль о том, будто первый выстрел в ходе русско-японской войны был сделан не японской, как было в действительности, а российской стороной. Именно так трактовала события начала вооруженного конфликта лондонская “Times” в нескольких более поздних публикациях из серии «Дневник войны»[859]; то же было подчеркнуто в обширной обзорной статье той же газеты по итогам 1904 г. О том, что эта русская канонерка «взяла на себя ответственность за фактическое начало русско-японской войны», говорилось и в ее многотомной иллюстрированной истории, изданной в 1904—1905 гг.[860] Вслед за своим внешнеполитическим ведомством этот постулат тиражировала и японская зарубежная пропаганда: «Первый выстрел в войне был сделан с русского судна в японский корабль в бухте Чемульпо во второй половине дня 8 февраля», – утверждал японский посол в США Такахира Когоро в статье, опубликованной американской газетой “World’s Work”[861]. Из контекста статьи следовало, что атака японцами русских кораблей на внешнем рейде Порт-Артура поздним вечером того же дня носила как бы ответный характер.

Действительно, ночную атаку Порт-Артура миноносцами Того неверно считать начальным эпизодом русско-японской войны. Фактически, война началась нападением японских миноносцев на канонерскую лодку «Кореец» близ Чемульпо за несколько часов до этого. Повторим, что и то, и другое было произведено до официального объявления Японией войны. Впрочем, в тот момент об этом Павлов не подозревал – связи с внешним миром у него по-прежнему не было. Затем, продолжает он свой рассказ, «разыгрались события, сделавшие всякие дипломатические меры в Сеуле совершенно бесполезными и даже невозможными. Уже в течение ночи было высажено с японских транспортов около трех тысяч войска и около половины этого числа к утру 27 января успело прибыть в Сеул … Корейские власти, как, впрочем, и можно было ожидать, не выказали ни малейшего сопротивления. Среди корейского населения распространилась паника; множество чиновников и высших сановников стали поспешно выезжать из города и вывозить свои семьи. Японское население, напротив, было охвачено крайним возбуждением; распространился тревожный слух, что в этот вечер опьяненная толпа японцев произведет открытое нападение на императорскую миссию и дома русских подданных. Последние обратились ко мне, прося дать им убежище. Я немедленно распорядился о размещении их частью в главном здании императорской миссии, частью в доме нашей духовной миссии. В то же время, я сделал распоряжение о том, чтобы вся находившаяся при миссии морская охранная команда … сосредоточилась в самой миссии»[862]. В ночь на 28 января Павлова тайно посетил доверенный корейского императора, который подтвердил российскому посланнику намерение Коджона и впредь оказывать России «активное содействие».

Пока в корейской столице российские дипломаты и их сограждане готовились к отражению ожидавшегося пьяного погрома, вечером 27 января (8 февраля) адмирал Уриу ультимативно потребовал, чтобы русские военные суда покинули Чемульпо «под угрозою в противном случае атаковать их на самом рейде», ссылаясь на то, что война уже объявлена[863] (с последним указанием он снова поторопился). Неравная дуэль была назначена на полдень следующего дня. «Ввиду такого заявления, – пишет далее Павлов, – командир крейсера “Варяг” решился принять бой вне рейда, дававший ему хотя и более, чем слабые шансы прорваться, и за несколько минут до полудня вместе с лодкою “Кореец” снялся с якоря и пошел навстречу японской эскадре, удалившейся с рейда на рассвете и державшейся в расстоянии около 5 миль … Ровно в 12 часов с японского адмиральского судна “Асама” был сделан в крейсер “Варяг” первый выстрел, на который оба наши судна немедленно стали отвечать. Продолжавшаяся целый час канонада была отчетливо слышна в самом Сеуле.

В 1 час дня “Варяг” и “Кореец” возвратились на рейд и стали на якорь, дабы осмотреть и, насколько возможно, исправить полученные повреждения в расчете возобновить бой до 4 часов дня. На лодке “Кореец” были обнаружены лишь совершенно незначительные повреждения и никакой потери в людях. Крейсер “Варяг”, напротив, пострадал весьма сильно[864]. Убедившись, что вступать в бой совершенно невозможно и не желая, с другой стороны, чтобы вверенные его командованию два наших судна сделались добычею японцев, капитан 1-го ранга Руднев решил … уничтожить “Варяг” и “Кореец” посредством взрыва. План этот был в точности приведен в исполнение по отношению к лодке “Кореец”, которая ровно в 4 часа пополудни была взорвана и погрузилась, распавшись на три части. Что же касается до крейсера “Варяг”, то вследствие убедительного ходатайства командиров тех же иностранных судов о том, чтобы не взрывать его ввиду опасности … для стоявших весьма близко к ”Варягу” крейсеров “Talbot” и “Pascal”, было решено ограничиться окончательным приведением в негодность орудий, котлов и машины, производством пожара и затоплением крейсера»[865]. «Варяг», объятый пламенем, затонул в седьмом часу вечера, уже после захода солнца. Последним был сожжен случайно оказавшийся тут же российский почтовый пароход «Сунгари», который, по свидетельству очевидца, «целый час освещал гавань Чемульпо заревом пожара»[866].

Конечно, суховатый язык официального донесения российского дипломата не может передать подлинного накала и глубокого драматизма этих событий. Об этом лучше скажет реакция очевидцев – экипажей французского, итальянского и даже английского военных кораблей, которые по-прежнему находились на рейде Чемульпо. Они, пишет Павлов, «выказывали к нашим морякам нескрываемое сочувствие