Вересковое сердце - Рииттая

После они отправились в магазин белья. К счастью, снимать мерки и заказывать в нём ничего не надо было: всё продавалось сразу готовым. Многие вещи были удивительно неприличными – конечно, именно такие приводили Джулеку в полный восторг. Орис старалась выбрать самые неприметные и удобные на вид детали одежды, но от пары кружевных чулок спастись всё же не удалось.

Потом им понадобилось зайти в магазин, где продавали перчатки, шали и вуали, а затем они отправились за шляпками. Последним на их пути стал сапожник. Порядком уставшая Орис надеялась быстро покончить с ним, но, разумеется, с её удачливостью получилось наоборот: с этим мастером возникло больше всего проблем. Он упёрся в разную длину её ног, маленький рост и размер стопы. Когда несколько часов спустя он, наконец, выпустил их, Орис мечтала только об одном – упасть в кровать лицом в подушку и лежать так неделю, самое меньшее.

Смех плакучей ивы

Когда они притащились обратно в дом, уставшие и с покупками, в гостиной их встретили Марбл и Майрис с охапкой каких-то бумажек.

– Выглядите вы так, будто на вас пахали, – изогнула тонкую бровь наставница.

– Мне надо в ванну, срочно! – простонала Джулека и упала на руки своей служанке, Митре. Майрис проводила её скептичным взглядом, затем обратилась к Орис и Гирд:

– Вы в порядке?

Они подавленно кивнули. Не считая дикой усталости, они и правда были в порядке. Майрис недоверчиво оглядела их, но кивнула.

– Икара, забери у них покупки. Пойдём, Орис. Займёмся документами, – бросила наставница через плечо, проходя в чайную комнату. Прозвучало угрожающе. Орис невольно издала полный страданий стон, но Майрис оказалась непреклонна.

Чтобы занятие не казалось столь утомительным, наставница велела слугам принести чай и сладости. Сначала Орис с неприкрытым мучением посмотрела на очередную порцию напитка, однако этот чай показался интересным. Он был очень странным, терпким, но с невероятно приятным ароматом. Наставница объяснила, что это её любимый сорт, а запах, исходящий от напитка, принадлежит загадочному растению под странным названием, «богемот», что ли. Орис никогда прежде о таком не слыхала. Сначала непривычный вкус показался неприятным и горьким, но через пару глотков под кусочек невероятно воздушного торта она втянулась. С каждым глотком усталость отступала. Голову наполнила лёгкость, и только гудящие ноги напоминали о сегодняшних приключениях.

Казалось, наставница притащила их с Гирд сюда именно для того, чтобы напоить волшебным напитком. Майрис вроде как не нуждалась в их участии, ловко вписывая что-то в десятки бумажек, лежащих перед ней, и лишь тихонько иногда бормоча что-то под нос.

– Полное имя… Наверное, следует написать как есть: Орис, Марбл.

– Ну что вы, – флегматично отозвалась Гирд. – Это как-то коротко и несолидно. Называть надо с размахом. Я предлагаю Ориссея и Марблиссимо. Как вам?

Ни один мускул на её лице не дрогнул. Майрис подняла голову, озадаченно сдвинув брови. Судя по долгому взгляду, устремлённому на Гирд, она тоже не до конца понимала, шутит волшебница или говорит всерьёз. А может, наставница была слишком сосредоточена на другом, чтобы вслушиваться в ехидные комментарии Гирд. Орис окончательно убедилась в наличии у новой знакомой черты, о которой она уже невольно начинала подозревать: Гирд была на редкость язвительна. Марбл вместо ответа предпочёл кинуть в неё хлебом. Майрис, поглощённая мыслями, даже не сделала ему замечание о неподобающем поведении за столом, а, мотнув головой, продолжила заполнять листки. Наконец, перед ней легли две очередные бумажки.

– И здесь мы сталкиваемся с проблемой всех горцев, покинувших родину. Сколько вам лет?

– Лет…? – эхом переспросил Марбл. Майрис вздохнула, невесело улыбаясь.

– Да, горцы годы не считают. Потому придётся импровизировать.

Страшное незнакомое слово, очень длинное. Орис поёжилась.

– Давайте прикинем, сколько лет им можно дать, и напишем, – предложила Гирд. Майрис скептично хмыкнула.

– И сколько им можно дать? Пятнадцать?

Гирд спрятала улыбку.

– Ну, это Марблу. Орис можно и двенадцать, при плохом освещении.

Кажется, волшебницы от души веселились. Орис и Марбл насупились, хоть и не понимали до конца, какова причина их веселья и есть ли повод обижаться.

– Годы горцев текут нелинейно, – вмиг посерьёзнела Майрис. Тяжело вздохнув, она сложила пальцы в замок и с удовольствием потянулась. Сразу стало понятно, что у неё день тоже выдался не из лёгких. – Они неравномерны для каждого из нас, иногда тягучи, иногда мимолётны. Потому мы их и не считаем.

Гирд удивлённо хмыкнула.

– Серьёзно? То есть два ровесника могут выглядеть совершенно по-разному?

Майрис слабо улыбнулась.

– Такое сплошь и рядом случается и не у горцев, верно?

Гирд кивнула и вопросительно приподняла брови. Наивная, она ожидала, что Майрис как-то продолжит свою мысль! Орис подавила злорадную усмешку и спрятала лицо за чашкой чая. Их разговор казался забавным. Считать годы, что за ерунда, в самом деле? Что тут могут сказать цифры? Когда рождённый ещё не осознаёт себя – это возраст зверька, самый опасный, когда ребёнку легче всего погибнуть, потому к таким детям привязываться глупо – духи ещё не отпустили их в ощутимый мир до конца, и всегда могут вернуть их обратно в свой мир. Потом наступает возраст дитя, и так до самого возраста подростка – у мальчиков и девочек его начало определяется по-разному. Окрепнув и пройдя инициацию, горец может называться взрослым, когда ему можно заводить собственную семью. Как подсчёт годов мог отразить эти важные этапы в жизни? И почему у горцев опять всё не так, как у жителей равнин? Наверняка это тоже связано с магией. Майрис никогда не рассказывала об этом, но ведь они и не спрашивали, а наставница не сильна в том, чтобы просто так объяснять что-то важное. Впрочем, она не сильна в этом, даже если спросить.

– Ладно, – обречённо прикрыла глаза Майрис. – Начнём с более простого вопроса. В какое время года вы родились?

Орис с трудом воззвала к ненужным воспоминаниям. Марбл опередил её.

– Бабушка говорила, что я родился в начале осени. А Орис, по-моему, в самом конце зимы. Точно, бабушка ещё любила повторять, что Орис принесла весну.

Это была бессмысленная информация, ведь все поры года всегда длились по-разному. В году, когда Орис родилась, это мог быть конец зимы, а в этом – начало весны. Но Майрис кивнула, занося над бумагами красивую металлическую штуку с острым концом. Майрис показывала ей такую в горах, и даже пыталась научить Орис писать ею. «Ручка», это «ручка», а внутри неё, кажется, «червивы»? Они вечно текут. Ужасно неудобная вещь для тех, кто любит писать аккуратно и чисто.

– Значит, твой день рождения будем праздновать во пору русалочьих песен, числа эдак… двадцать пятого! – Майрис решительно вписала что-то в лист. – А у тебя, Марбл, будет восемнадцатый день танцев фей!