От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер

На тот случай, если вы сами не догадались, кое-что объясню. Этот маленький аэроплан, как и его собратья, обычно вылетает лишь с наступлением ночи, чтобы сбросить пару ящиков гранат там, где предполагается скопление войск, – на линии фронта или в тылу. А вдобавок ко всему гранаты служат балластом для самолета. Из нынешних обстоятельств я делаю вывод, что у пилота в нужный момент не оказалось достаточного количества гранат и что он взял всего несколько штук, которые поместил в позаимствованную у завхоза для этой цели корзину, и, дабы добиться необходимого веса, доверху нагрузил корзину болтами и шурупами, собранными на ближайшем заводе. Такой болт может нанести серьезный вред человеку без шлема, особенно при падении с высоты 50 метров. Уверен, как раз это сейчас и произошло.

Я слышу, как офицер ищет людей, желательно говорящих по-немецки, и вызываюсь я. Несколько минут спустя мы отправляемся туда, где совершается прорыв. Вместе с нашими и несколькими немецкими саперами мы переходим реку по доскам обвалившегося моста. Выбираемся в степь, где подходим к деревянным столбам, вроде тех, что у нас используются для телефонных линий. Теперь я понимаю, в чем смысл этой «миссии». Члены группы должны, действуя по двое, доставить назад как можно больше столбов. Мы с товарищем подходим к одному из них и крепим у самого его основания двухсотграммовый заряд взрывчатки. Зажигаем фитиль, отбегаем на несколько метров и ложимся. После взрыва направляемся к следующему столбу и проделываем ту же операцию. Менее чем через час мы отнесли, точнее, отволокли к разрушенному мосту достаточно столбов, чтобы по нему могли проехать ожидающие машины и повозки. Теперь повозки с ранеными из колхозного амбара смогут перебраться через реку.

Начать отход приказано ровно в 4:50! Теперь все, что нас ждет впереди, произойдет в течение ближайших часов, а может, даже минут. Вчера к вечеру мешок окружения сжался до овала 3 на 5 километров, что так разительно отличается от размера Бельгии в первый день окружения. Тогда здесь оставалось около 52 тысяч человек от примерно 100 тысяч личного состава 10 окруженных дивизий. Сейчас нас не более 30 тысяч! 30 тысяч человек, вымотанных беспрестанными боями и службой. 30 тысяч оголодавших и промерзших до костей человек! 30 тысяч человек, преисполненных желанием идти, несмотря на все свои несчастья и потери. Вся их сдерживаемая энергия взорвется, дабы высвободиться в единственном ударе, способном сотворить чудо, в возможность которого никто не верил! Москва и Лондон уже официально объявили о полном их уничтожении! Какую славную месть мы сегодня свершим! Мы всем докажем лживость вражеской пропаганды. Даже если многие из нас заплатят жизнью за этот отчаянный прорыв и не доживут до нынешнего вечера!

С таким боевым духом колонны движутся в ночи на [юго-]запад, следуя по стопам тех, кто еще вчера вечером разведал эту дорогу к свободе!

Пароль – «Freiheit»! Главное слово дня и пароль – «Свобода»!

Вскоре после перехода через речку близ Шендеровки сформировывается небольшая группа, на основе дружеских связей или по случайности. В ней мои товарищи Поль Ван Брюсселен, Артур В. И., Жан В. Д. В и еще двое-трое, чьих имен я уже не припомню, потому что они не были мне особо близки.

Тогда же я встречаю Винкса, которого знал по Вильдфлеккену, в те времена, когда еще был в разведчиках. У Винкса забинтованы голова и шея. Его ранило в одном из предыдущих боев, и только благодаря стечению обстоятельств и чуду он избежал смерти. В самом конце боя он почувствовал боль в голове. И подумал, что в горячке боя сам себя ранил, зацепившись за ветку. Дотронувшись рукой до больного места, Винкс увидел, что его пальцы в крови. Его товарищ обнаружил в этом месте пулевое отверстие, и Винкса отправили на перевязочный пункт. Там нашли, что пуля прошла навылет, через основание черепа в его затылочной части. Несколько дней он провалялся в лазарете, а затем, во время череды отступлений, эвакуировался вместе с другими ранеными. С тех пор Винкс не испытывает страданий, за исключением неудобства от неподвижности шеи, как если бы у него была кривошея[78]. Вот почему сегодня он предпочел присоединиться к боевым товарищам вместо того, чтобы быть эвакуированным вместе с другими ранеными. И это несмотря на тот факт, что пуля буквально прошила его голову от макушки до затылка.

Далее я буду просто описывать события, которые пережил, все те события, которые заслуживают внимания, по крайней мере тех, кто пережил их вместе со мной. Но заранее прошу простить меня за то, что в последующих строках может чувствоваться некоторая высокопарность. На самом деле все обстояло намного хуже описываемого!

Все те товарищи, которых сейчас осталось совсем немного, кто пережил этот день, 17 февраля, и несколько последующих, в особенности те, кого ранило и кто был не в состоянии самостоятельно передвигаться, оказавшись в зависимости от милости всех и вся, знают, как все это выглядело. В памяти одновременно всплывает так много воспоминаний и переживаний, роящихся в моей голове, что перу очень непросто изложить их на бумаге в том же самом безумном ритме! Это как быть поглощенным сбившей с ног волной, когда приходится биться изо всех сил, чтобы любой ценой удерживать голову на поверхности и не утонуть. Как бы там ни было, лично для меня все предельно ясно, однако мне следует быть внимательным и осторожным, дабы изложить все в своем темпе и по порядку. За последующие дни и часы произошло очень много событий, о которых нужно рассказать. Событий, важных не только для меня, но и для тех, кто интересуется событиями тех дней, поскольку сами пережили их, или кто желает знать, что испытывает при этом двадцатиоднолетний человек, как он справляется с такими драматическими моментами своей жизни. Моя память ясна, воспоминания отчетливы, как и мои записи.

Без всяких литературных претензий я хочу поведать вам, как именно протекали события и как я сам их переживал. Разумеется, существует множество забавных случаев и мелких происшествий, из которых, строго говоря, и складывается повседневная жизнь и о чем в книгах обычно не упоминается. Это те события, которые лучшим образом отражают обстановку, чем героические подвиги, но и те и другие неразрывно связаны друг с другом. Не каждый день сияет славой. На этом я заканчиваю это необходимое пояснение и возвращаюсь к повествованию в том месте, на котором прервал его.

Сейчас нас с товарищами в группе почти десять человек, и мы находимся в преддверии последнего акта, того самого, что приведет нас к свободе, – так, по крайней мере, предполагается! Но в этот момент истины нет места для сомнений, иначе можно потерять все! По-прежнему еще ночь, но холод не такой суровый, или, быть может, это яростный пыл подогревает наши сердца и тела. Время от времени несколько снежинок приносятся краткими порывами ветра. Земля остается однородно белой, несмотря на то что до нас по снегу прошлись другие. Вокруг продвигаются вперед такие же небольшие группы, как и мы, без какого-либо определенного порядка, без особой тактики, организовываясь в соответствии с обстоятельствами. Выбравшись на дорогу, я, к своему изумлению, замечаю санитарную машину, движущуюся параллельным нам курсом и в том же направлении. Мы сближаемся, и я с удивлением вижу, что это одна из наших санитарных машин и что наш стоматолог, лейтенант Лейне, шагает рядом с ней пешком. Поскольку мы хорошо знакомы, то некоторое время идем рядом, непринужденно разговаривая, и он сообщает мне, что мой четвертый, искусственный зуб находится в машине, готовый присоединиться к остальным своим сводным братьям у меня во рту, но ему придется подождать более подходящего момента для установления. Еще до нашего отъезда из Вильдфлеккена лейтенант разработал проект по изготовлению для меня четырех имплантов. Через некоторое время все должно было быть готово, но каждый раз происходило что-то, что мешало завершению работы. Отличная тема для приятной беседы, и мы не преминули воспользоваться ею, а то нам, может, больше и не подвернется случай немного посмеяться. Затем я возвращаюсь к своей группе, двигающейся в другом темпе.