Дубль два - Олег Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда не занимался ни фехтованием, ни прочими реконструкторско-фэнтезийными видами спорта с отжившими свой век или и вовсе вымышленными оружием и заклинаниями. И с тёмными инкубаторами такого ранга, так легко подселяющими чёрные споры в живого человека сталкивался впервые. Но результаты такой работы уже видел. В себе и Алисе. И Павлике. Кажется, именно образ синеющего детского лица над расцарапанной шейкой и стал последней каплей. Никогда не думал, что смогу ударить женщину. Тем более так. Хотя, женщиной это было только внешне.
Палка была хорошая, ухватистая. Крепкая, сухая, весом точно за пару кило. Была…
Как можно было различить движение, скрытое огнём костра — не знаю. Судя по свистящему низкому звуку, летела палка с хорошей, правильной, достаточной скоростью, чтобы вбить нос вместе с бусиной пирсинга на правом его крыле в самый затылок. Вместе с правой скулой. И, пожалуй, куском верхней челюсти.
Как могла обычная женщина перехватить и остановить летящие со свистом тяжкие телесные повреждения, слабо совместимые с жизнью — тоже не знаю. Но как-то справилась. Наверное, потому, что человеческой особью оставалась чисто визуально. И чёрные плёнки между ве́ками, затянувшие глаза, вполне убедительно подтверждали это.
Деревяшка будто на бетонную стену налетела или об рельс ударилась, а не о ладонь живого человека — аж руки отбил, и по ним пошёл противный ноющий гул до самых локтей. «Машка», не сводя глаз с Энджи, посмотрела на меня. Да, знаю, это звучит криво и по-дурацки. Но выглядело не менее криво и по-настоящему противоестественно, нечеловечески: левый глаз продолжал смотреть на задыхавшуюся чёрной пылью Лину, а правый сдвинулся и замер на мне. Вертикальные прорези зрачков, выделявшиеся на сплошной черноте каким-то более концентрированным цветом, сомнений в этом не оставляли.
— Палкой? Меня? Ты серьезно? — то, чем стала, или уже давно, но неочевидно, была Машка, казалось опешившим. Могущественная сущность, второй ранг, серьезная угроза даже для Хранителя и верная смерть для Мастера. А тут какой-то пионер-Странник решил отоварить дубиной по голове? Это можно было воспринимать, как хамство, наверное. Да наверняка.
Палка хрустнула со звуком близкого выстрела и рассыпалась на труху и мелкие обломки в том месте, где была схвачена ладонью чёрной твари. Я такое раньше только на видеохостингах видал, где давили всякие твёрдые предметы. Но там работала гидравлика, а не живая женщина с грудью почти что пятого размера. Хотя, про то, сколько в ней оставалось от женщины, уже и думать-то было некогда.
Она повернула голову ко мне, выпустив одновременно шею Лины. Младшая сестра рухнула на четвереньки так, будто на неё упало небо. А Пятно внутри расправлялось, будто крылья бабочки, только-только выбравшейся из кокона. Чёрной, отвратительно страшной и смертельно ядовитой. А изо рта «Машки» споры полетели на меня.
Я задержал дыхание скорее интуитивно, чем специально. Чувствовалось, как невесомые пылинки садятся на лицо и на глаза. Начиная жечь и зудеть, будто стремясь ввинтиться под кожу. Картинка стала похожа на то, когда идёшь под моросящим дождём, и мелкие капельки, попадая на зрачок, меняют мир: вокруг каждого источника света — фонаря, фар машин, окон домов — распускаются светлые круги, пропадающие, стоит только моргнуть. Только в этот раз круги были тёмными. И возникали просто так, вокруг любого предмета, не только светящегося. Лицо начало чесаться, но как-то несерьезно — после укусов комаров, а тем более слепней, было больнее.
— Ого! Иммунный? Давно таких не встречала. А ты полон загадок, Ярик, — прозвучало в ночи. Только голос был другой. Не Машкин. Лина подняла глаза, в которых только-только стало появляться подобие мыслей — сестра, или что-то руками сестры, едва не выдавило из неё почти всю жизнь и разум. Испуг и сомнение — вот что было в её взгляде. Я не стал говорить хрестоматийных «я тебе всё объясню» и «это не то, о чём ты думаешь». Потому что голос, которым говорило Пятно из Марии, узнал вполне уверенно. Я восемь лет его слышал. И последние три года — и днем, и ночью. Машей говорила Катя.
— Странный Странник, интересный. Что же ты один пришёл, мальчик? Почему не взял старого татарина? В городе мы ему сделать вряд ли что-то смогли бы, а тут — с радостью и удовольствием. А потом по вашим же следочкам и до Хранителя с Осиной добрались бы, они же рядом, правда? — Катин голос путал и без того не особо стройные мысли. Уверенность была только в одном — даже вскользь, самым краешком воспоминания нельзя касаться тех, о ком она говорила. Или оно?
— Ну же, Ярик! Ты же был там. Это ведь близко, правда? Осина слишком долго пряталась, пора уже ей и найтись. Одно из первых Деревьев на континенте, старое, опытное. Но ведь и на старуху бывает проруха, да? — таким тоном бывшая говорила, настраиваясь на ласки: мягким, мурлыкающим. Расслабляющим.
— Смотри, Славка! — еле-еле слышно раздался в голове голос дяди Мити. Мы с Пятном внутри Марии вздрогнули одновременно, но оно — сильнее. Я едва не отвлёкся на колыхнувшиеся анатомические подробности.
— Ух ты! Двух Хранителей знаешь и связь поддерживаешь? Какой интересный и хороший мальчик! Значит, и второе Древо видел? Покажи мне! Я тогда тоже тебе что-нибудь покажу, — ладони её медленно начали скользить по телу. Танец змей в отблесках костра. А я только сейчас заметил, что обломок палки в моей руке начал прихватываться пламенем. Пока едва-едва, угольки, мелкие, как бисеринки, разгорались на угловатых неровных сколах торца.
— А будешь упрямиться — всё равно узнаю. Я многое умею. Ты себе и представить не можешь, насколько многое. Но проще всего будет, если я этой дурёхе голову оторву. Или она сама себе её оторвёт — ты как хочешь? — и Пятно в груди Лины развернулось полностью, двинувшись наверх. Глаза округлились, и ничего, кроме ужаса и боли, в них уже не было. А на лице и шее стали вздуваться вены, казавшиеся в ночи тёмными верёвками.
— Ну, что ты скажешь, Странник? Ты же молодой совсем, так мало в жизни видел. И, в основном, плохого. Зачем помогать злу расти? Ответь мне, где Древо — и я отпущу девочку, — чужая логика, как и чужой голос, обволакивала и гипнотизировала.
Только вот вместе с окриком Алексеича, достучавшегося до меня за сотни вёрст, пришла ещё и «картинка», как