Дубль два - Олег Дмитриев

мог заниматься этим сутки напролёт. Но дух от бочонка шёл умопомрачительный, конечно. На лавке рядом стояла та самая бутылка из-под физраствора, тщательно вымытая, и с новой трубкой — Хранитель из амбара изнамекался уже, что без него никак нельзя дегустировать древний рецепт. Ося неожиданно тоже попросил плеснуть и ему. Я попробовал прикинуть, сколько надо напитка для того, чтобы хоть немного развеселить живой организм такого поперечника — метров двадцати. Ничего не выходило. У нас точно столько не было.

Кивнув самому себе, будто о чём-то договорившись, Мастер оставил в покое бочонок, вынул телефон и шагнул в сторону амбара. Хотя и зря, наверное — я всё равно опять ни одного слова не понял бы, кроме ругательных. Часть зонтиков и толстых стеблей укропа, духовитых и свежих, отправилась в ведро. Вторая накрыла панцири и клешни, тут же начавшие краснеть.

— Ты второй букет-то кому прихватил? — спросил легко, вскользь вроде бы, Мастер, садясь на лавку рядом.

Алиска даже всплакнула чуть-чуть, когда рассматривала свой. Давно, видать, цветов не дарили. А второй остался в Ниве, с черенками, замотанными в мокрую марлю. Хотя, наверное, подсохла уже. Для сестры выбрал белые розы. Нашлись свежие, пышные, на длинных ножках. Лине взял красные.

— Познакомился вчера с девушкой на пляже. Договорились встретиться сегодня.

— И сразу с цветами? — поднял бровь Мастер.

— А с чем ещё? Жвачку ей подарить? Или ПСС Владимира Ильича? — удивился я. — Цветы — вариант вечный, классический, беспроигрышный.

— Ну да. А далеко тот пляж-то? — он поворошил прогорающие дрова под закопчённым ведром и подложил ещё два полена.

— Вон там, вдоль ручья, озерцо. Родина тех раков, линей и ушицы сегодняшних, — я ткнул над плечом за спину большим пальцем, примерно указывая вектор.

— С историей водоём, — почесал он подбородок, хрустя щетиной. Огонь плясал в задумчивых глазах, что Мастер не сводил с пламени.

— Расскажи, когда не лень? — предложил я, особо без надежды на откровенность. И опять ошибся.

Заряна, которую знали и как Зарину, и как Марину, и даже как Женевьеву, в зависимости от необходимости и ситуации, была на втором ранге. Когда французы пробирались по здешним лесам, она шла с ними. Точнее, ехала с полным комфортом и пансионом. Уж что-что, а располагать к себе мужиков любого статуса женщины с темнотой внутри умели всегда. Я молча поёрзал на лавке.

Король Вестфалии, брат самогО Императора, по которому паровым катком и табуном ломовых лошадей прокатилось обаяние и неожиданные даже для опытного француза навыки Женевьевы, без разговоров согласился на пару дней дольше требуемого задержаться возле дремучего леса. По которому его нимфа в костюме охотника рыскала в поисках трофейного медведя, как он считал. И в поисках Древа, как было на самом деле. Жером, которого в русских войсках звали «король Ерёма», после регулярных ошибок в Гродно и Салтановке, казалось, вовсе потерял интерес к кампании брата. Особенно после того, как корсиканец отдал правое крыло своей армии этому плешивому ДавУ, «железному маршалу». Тогда вестфальский король, оскорблённый в лучших чувствах понижением статуса, оповестил брата, что покидает войска и отправляется к себе в Кассель. Как он оказался по пути туда под Брянском, арсеналы которого охранялись пуще глаза, никто не знал.

И, лишь потеряв при странных и тревожных обстоятельствах несколько сотен улан, Жером вспомнил, что его давно и очень сильно ждут в родной Вестфалии. Армия покатила прочь из тёмных лесов, потратив сутки на поиски азартной охотницы, но так никого и не найдя. Последние следы её терялись в крошечной, на несколько дворов, деревеньке, затерянной в густом лесу. Но ни жителей, ни самой Женевьевы в ней не нашлось.

Заряну с тремя её помощниками утопили Сергий и Шарукан. Первый заблокировал Пятно внутри неё, а второй обвязал ведьму плотной промасленной тканью и густо обмазал смолой, чтобы споры не нашли дороги наружу. Вернее, конечно, было бы сжечь. Но она, увы, была далеко не единственной слугой Чёрного дерева в армии Наполеона. А то, что показалось мне визгом паразита, извлечённого из Павлика и сгоравшего в ведре на полу кухни, именно им и было — сигналом для своих. Мелочь чуяла друг друга на расстоянии нескольких десятков метров. Третьи ранги — до семи километров. Вторые — до семидесяти. Смерть первого ранга все, равные ему по силе, ощущали вне зависимости от расстояния. Как Древа, что чуяли беду своей родни за сотни километров. Разворачивать армию, как и приманивать папских прелатов, рыскавших по округе пешими и конными, было не с руки. Камни и старая борона надёжно прижали Заряну с присными к илистому дну. Паразиты делали организм носителя сильнее, выносливее, наделяли чудесными способностями. Но научить получать кислород без воздуха не могли. Как и дозваться помощи сквозь десятиметровую толщу воды и топкого ила. Лесные озёра всегда хранили в себе множество тайн.

В тот год погибли Клён и Липа. И их Хранители. С Осины облетели листья, все до одного. По небу неделями плыли чёрные траурные следы полыхавших лесных пожаров. А потом шли дожди, где вода была пополам с тусклым тёмно-серым пеплом.

С тех пор «чёрные» подбирались всё ближе и ближе. По лесам бродили австрийцы, поляки, румыны и венгры. Итальянцы, немцы и англичане внимательно изучали их донесения и отчёты. И не торопились. Они умели ждать и планировать. И передвигать булавки с ниточками на карте, сокращая с каждым годом непознанные территории лесных дебрей и чащоб. Поэтому людям Лютцельбурга было гораздо проще, чем французам в их первый визит. Но закончилось всё так же. Разве что в озеро никто не попал. А в каждой из окрестных деревень с тех пор жило по паре низкоранговых «чёрных». Как конвой, если говорить словами Хранителя.

А вот противник такого уровня не появлялся. До сегодняшнего дня. И чего ждать от этой встречи — не знали ни Шарукан, ни Сергий, ни Древо. Ну, или знали, но мне не сообщали.

Под неторопливый, хоть и полный горечи и старой боли, рассказ, Мастер открыл-таки бочонок и нацедил в аптечную посудину пенящейся жидкости, напоминавшей цветом тот квас, каким не так давно угощал меня дядя Митя перед баней. Почти такой же, как эта, за нашими спинами, только более ухоженной, обжитой. И тогда я ещё и представления не имел о том, какие новости меня ждали наутро. Квас тот был божественно хорош. Это пиво — ещё лучше. Да, в