Золотая чаша - Генри Джеймс

ж, – продолжала Шарлотта, – это не могло быть позднее половины одиннадцатого – я хочу сказать, когда ты их видел. На Итон-сквер они прибыли еще до одиннадцати. Ты знаешь, у нас с Адамом не в обычае формальный завтрак; мы пьем чай у себя в спальнях – по крайней мере, я. Но ланч подается рано, и сегодня я видела мужа около полудня, он показывал малышу книжку с картинками. Мегги устроила их, потом оставила вдвоем, а сама уехала. Взяла карету; он собирался куда-то, но она вызвалась съездить вместо него.

Князь наконец проявил легкий интерес:

– Взяла твою карету?

– Не знаю, которую, да это и не важно. Одной каретой больше, одной меньше, не в этом дело, – улыбнулась Шарлотта. – Да и кеб не проблема. Так приятно, – заметила она, – что наши проблемы не касаются никаких противных вульгарностей. – Она дала ему время согласиться с ее словами, и, хотя князь молчал, почему-то казалось, что он с ней заодно. – Я поехала в город – мне так захотелось. У меня была одна мысль. Мне показалось, что это важно. Так и было – так и есть, действительно важно. Теперь я знаю, чего не знала раньше – как они к нам относятся. Никак иначе я не могла в этом убедиться.

– Они доверяют, – обронил князь.

Сказал за нее.

– Они доверяют. – И она принялась объяснять более подробно, еще раз припомнила, как три раза возвращалась домой среди своих беспорядочных метаний по Лондону, возвращалась из любопытства и даже небольшой тревоги. У нее был ключ от входной двери, хотя она редко им пользовалась. Одна из немногих вещей, раздражавших Адама, – слуги, выстроившиеся навытяжку в прихожей, когда хозяева возвращаются под утро. – Поэтому я могла каждый раз тихонько зайти в дом, оставив кеб дожидаться снаружи, и незаметно убедиться, что Мегги все еще там. Я приезжала, уезжала, а им и невдомек. Как они думают, куда я девалась на целый день? Я имею в виду не сентиментальный или там нравственный аспект, а просто даже физически, в самом вещественном смысле, как женщина, уехавшая невесть куда, как порядочная жена, которая никому не делает ничего плохого, как лучшая в мире мачеха, в конце концов! Или, по крайней мере, просто как хозяйка дома, не совсем лишенная сознательности. Даже они, при всех их странностях, – воскликнула Шарлотта, – должны же иногда думать о таких вещах!

– О, они очень много о нас думают, – сказал князь. И самым естественным образом с упоминания о количестве перешел на качество. – Они очень высокого мнения о нас. Особенно о тебе.

– Ах, не надо все сваливать на меня! – улыбнулась Шарлотта.

Но ведь она только что сама с похвальным усердием подготовила почву. Князь всего лишь следовал за нею.

– Это из-за того, что все знают твою порядочность.

– Ах, спасибо за «все знают»! – Она все еще улыбалась.

– Все знают, какая ты удивительно умная, удивительно обаятельная. И как ты благодаря этому продвинулась в жизни. Я имею в виду – здесь, в этой жизни. Ты для них Выдающаяся личность, а Выдающиеся личности приходят и уходят, как им вздумается.

– Вот уж нет, милый, – тут ты ошибаешься! – И Шарлотта рассмеялась: они перешли на более легкий тон. – С Выдающимися личностями такого не бывает. Они всегда окружены заботой и вниманием. Они не приходят с запасным ключом, а торжественно прибывают с фанфарами и литаврами! А если отправятся куда-нибудь в наемной колымаге, шуму будет еще больше. Вот ты, если уж на то пошло, caro mio, – сказала Шарлотта, – по-настоящему Выдающаяся личность.

– Ах, – запротестовал в свою очередь князь, – не надо сваливать все на меня! Что ты хоть скажешь, когда доберешься до дома? – спросил он.

– Очень просто: скажу, что была здесь.

– Целый день?

– Да, целый день. Старалась скрасить твое одиночество. Да как мы сможем вообще что-нибудь понять, – воскликнула она, – пока не осознаем, что именно так им хочется думать? А ты, к общей радости, скрашиваешь мое одиночество, и все довольны. Нужно научиться принимать их такими, как они есть.

Князь подумал немного над этим, беспокойно расхаживая по комнате, но ни на минуту не отводя глаз от Шарлотты, и вдруг выпалил, казалось бы, без всякой связи, но с неожиданной силой:

– Как я могу не замечать, прежде всего остального, что они оба беззаветно любят моего мальчика? – Шарлотта, как будто слегка растерявшись, не нашлась с ответом, и это не ускользнуло от князя. – И с твоими было бы то же самое.

– Ах, если бы у меня были… Я верила и надеялась, что это случится, – сказала Шарлотта. – Так было бы лучше. Может быть, тогда все было бы по-другому. Он тоже так думал, бедненький, – думал, что это может быть. Я уверена, он хотел этого и надеялся. Но тут нет моей вины, – прибавила она, – просто так уж получилось. – Она проговорила все это медленно и раздельно, печально и очень серьезно, понимая, что ее друг вправе ждать от нее откровенности. С минуту помолчала и все-таки закончила, словно желая, чтобы все стало ясно раз и навсегда: – А теперь я совсем уверена. Этого никогда не будет.

Князь отозвался не сразу:

– Никогда?

– Никогда.

Они говорили не то чтобы торжественно, но со своего рода уважением к теме, не терпящей расплывчатости.

– Вероятно, так было бы лучше, – добавила Шарлотта. – Но в жизни все складывается по-разному… И оттого, – вывела она заключение, – нам особенно одиноко.

Князь слегка удивился:

– Тебе особенно одиноко.

– О, – снова возразила она, – не надо сваливать все на меня! Я уверена, Мегги стала бы заниматься его ребенком так же безоглядно, как он занимается твоим. Да будь у меня хоть десять детей, они и то не смогли бы удержать наших с тобою sposi вдали друг от друга!

Шарлотта улыбнулась, как будто ее саму насмешил столь смелый образ, но для князя все это, видимо, все-таки было важно, и она снова заговорила серьезно:

– Это очень странно, если хочешь, но мы с тобой невероятно одиноки.

Он продолжал рассеянно ходить по комнате, но временами снова останавливался перед ней с какой-то смущенной непринужденностью, держа руки в карманах. Так он стоял и при ее последних словах, которые заставили его запрокинуть голову и уставиться в потолок, словно обдумывая что-то.

– А как ты скажешь, чем ты занимался весь день? – спросила тем временем Шарлотта. Тут он снова перевел на нее взгляд и все свое внимание, а она пояснила свой вопрос: – Я хочу сказать, когда она вернется. Вернется же она когда-нибудь? По-моему, нужно, чтобы мы говорили одно и то же.