Золотая чаша - Генри Джеймс

Что касается самого князя, поначалу время, в том ограниченном количестве, в каком оно им было отпущено, работало на него – в том смысле, что времени этого было попросту недостаточно, чтобы сделать неверный шаг. Зато теперь этот бывший союзник, по-видимому, подстроил им засаду, с бесконечным терпением выжидая своего часа. Время, как ничто другое на свете, рождает разлуки, задержки и проволочки; но, к несчастью, эти преимущества теряют свою силу, когда времени становится так много, что не знаешь, куда его девать. Семейная жизнь, в целом, отнимала значительно меньше времени, чем можно было ожидать, что было довольно странно, учитывая специфические особенности именно этого брака. Впрочем, князь понимал, что здесь есть своя логика, которая обеспечивает этой истине особую основательность. Безусловно, мистер Вервер очень помогал ему в семейной жизни; в этом-то, в сущности, все и дело. Мистер Вервер оказывал помощь с необыкновенной благожелательностью – да и было ли иначе хоть в чем-нибудь с самой первой их встречи? Все эти четыре-пять лет князь только и жил благодеяниями мистера Вервера: еще одна, столь же очевидная истина, разбирать ли их по отдельности или свалить все вместе в один общий котел благодарности и вскипятить на медленном огне для получения питательного бульона. Несомненно, князь более склонялся к последнему, но все же время от времени извлекал из своего варева один-другой кусочек, дабы распробовать их по отдельности. Что удивительно, одна «вкусняшка» в последнее время нравилась ему все больше и больше, и касалось это его новой тещи. Не один месяц прошел, пока князь как следует распробовал сей деликатес; вначале он не умел дать имя самому весомому из благодеяний; но когда это имя наконец открылось ему, он уже практически только и жил сознанием, что беспроблемное существование ему обеспечено. Одним словом, мистер Вервер взял на себя заботу о его взаимоотношениях с Мегги точно так же, как брал на себя все другие заботы. Благодаря ему князь мог не беспокоиться насчет своей семейной жизни, как не беспокоился теперь по поводу своего банковского счета. Последнее достигалось за счет налаженных связей мистера Вервера с банкирами, первое – за счет его идеального взаимопонимания с дочерью. Взаимопонимание это, совершенно очевидно, носило характер глубокой духовной близости, напоминая этим финансово-коммерческие отношения, основанные на глубинной общности денежных интересов. Сходство отражалось и в чрезвычайной схожести характеров, что могло бы, пожалуй, раздражать, но, к счастью, скорее забавляло князя. Все эти люди, – в своих рассуждениях князь, не мудрствуя лукаво, сваливал в одну кучу капиталистов, банкиров, отошедших от дел бизнесменов, выдающихся коллекционеров произведений искусства, американских тестей, американских отцов, прелестных американских дочек и прелестных американских женушек, – все эти люди принадлежат, так сказать, к единой группе счастливчиков; они общаются между собой, обмениваются новостями, они говорят на одном языке, оказывают друг другу «услуги». Разумеется, в какой-то момент наш молодой друг пришел к выводу, что и их с Мегги отношения улаживаются на той же основе. А в этом, в конце концов, и есть вся суть дела. Забавная складывается ситуация. Их семейная жизнь оказалась под вопросом, но и решение находится тут же, перед глазами. Что ж, князь не против, ведь мистер Вервер старается ради Мегги, а Мегги не возражает, потому что он старается ради ее мужа.

Тем не менее, как мы уже замечали, время не всегда работало на князя, и, пожалуй, это стало особенно заметно однажды пасмурным днем, когда по странному, но не сказать чтобы беспрецедентному случаю, вышеописанные размышления явили себя князю как единственный способ заполнения досуга, ими же, кажется, предстояло наполнить большой квадратный дом на Портленд-Плейс, тогда как на самом деле они вполне свободно поместились в одной из маленьких гостиных. Князь заглянул сюда, думая застать княгиню за чаем, но хотя на столике у камина разместился сверкающий чайный сервиз, хозяйки столика не было видно. Князь ждал ее, если можно назвать это занятие ожиданием, снова и снова меряя шагами пространство натертого до блеска пола. Он не мог бы назвать сколько-нибудь неотложной причины для встречи, но в силу какого-то извращенного упрямства оставался на месте только потому, что прошло уже полчаса, а она все не появлялась. Возможно, он чувствовал, что здесь скорее, чем в любом другом месте, на него снизойдет озарение. Само по себе такое умозаключение – не повод для веселья в минуту тоскливого маленького кризиса; но расхаживая взад и вперед и в особенности останавливаясь каждый раз у одного из высоких окон, выходящих на парадный фасад дома, князь мало-помалу ощутил ускоренное биение духовного пульса. Впрочем, едва ли эта пульсация выражала страстное нетерпение или же горечь разочарования: больше всего, пожалуй, такое трепетание души напоминало ту набегающую волнами прозрачную ясность, сквозь которую понемногу проступает рассвет, озаряя наконец восток розовым сиянием дня. На этот раз сияние разливалось исключительно в сфере разума, освещенные им бескрайние просторы принадлежали к царству мысли. В материальном же мире картина была совершенно другая. Мартовский денек, судя по тому, что можно было увидеть из окна, ненароком возвратился к осени. Дождь шел уже много часов, и все приобрело один и тот же цвет в мрачном, бессмысленном маскараде: и дождь, и воздух, и уличная грязь, и ряд домов на противоположной стороне улицы, и вообще жизнь окрасились в неописуемый грязно-бурый оттенок. В глазах молодого человека, выглянувшего в очередной раз в окно, этот безрадостный пейзаж не оживил поначалу даже медленно ползущий наемный экипаж. Подчиняясь, должно быть, распоряжению невидимого пассажира, экипаж неуклюже свернул влево, подъехал к тротуару и в конце концов, грузно колыхаясь, остановился перед окнами князя. Особа, скрывавшаяся внутри, совершила свой выход значительно более грациозно, и оказалось, что это дама, которая, оставив экипаж дожидаться и даже не поднимая над головой зонтика, в один миг пересекла залитый водой промежуток, отделяющий ее от входа. Мелькнула и исчезла; но князь на своем наблюдательном посту успел узнать ее и на несколько секунд застыл в неподвижности.

Шарлотта Стэнт, в такой час, в обшарпанном кебе и дождевом плаще! Шарлотта Стэнт явилась перед ним в минуту особой ясности его особого внутреннего зрения: от такого точного попадания по времени князь вздрогнул, словно от удара. Стоя в ожидании, он с необыкновенной остротой ощущал, что она приехала, чтобы встретиться с ним, встретиться наедине; впрочем, через несколько минут его уверенность немного ослабла. Может быть, она не собирается задерживаться здесь, а может быть, приехала к Мегги; возможно, узнав внизу, что княгинюшка еще не вернулась, просто черкнет два-три слова на визитной карточке. Что ж,