Охотники за пламенем - Хафса Файзал

– А я – не никто, – отозвалась Кифа, начищая копьё. Для человека, поймавшего в ловушку зайцев, которых мог перегнать только гепард, она почти не запыхалась.

Альтаир освежевал добычу, а Кифа поджарила мясо до аппетитного совершенства. Пелузианка готовила с видимым удовольствием, напевая что-то под нос. Зафире показалось очаровательным, что воительница, чью суетливость усмирял лишь бой, могла быть настолько счастливой, готовя еду.

Кифа даже специи привезла из Пелузии – смесь тмина, сумаха, кардамона и чего-то ещё, что Зафира не могла различить. Аромат унёс Зафиру на свадьбу Ясмин, к мизинцу Дина, обвившемуся вокруг её пальца.

Казалось, всё это было слишком давно. Где-то в другой жизни.

Альтаир, распустив тюрбан, обернул часть вокруг шеи, чтобы не замёрзнуть. Как ни странно, Зафира ещё ни разу не видела его без тюрбана, даже в ту ночь, когда он вернулся из вод оазиса без рубашки. Он сел рядом, скрестив ноги, и лизнул свою порцию зайца.

– Буду представлять, что смакую увесистый кусок баранины, обжаренный с чесноком и хариссой, – с тоской пробормотал Альтаир, отрывая зажаренную кожицу зубами.

– А что не так с моими специями? – нахмурившись, спросила Кифа.

Альтаир стал похож на испуганного оленя.

– О, они изумительны. Просто с языка сорвалось, это не вина моего мозга.

Кифа хмыкнула:

– Который ты, похоже, где-то потерял.

– Дорогая Кифа Дарвиш, я нахожу твои многочисленные реплики милыми.

– Ты помнишь моё имя. – Кифа взглянула на генерала так, будто увидела его впервые.

Зафира сморщила нос.

– Я буду без чеснока.

– Не любишь чеснок? – удивился Альтаир, приподняв брови. – По крайней мере, теперь мы уверены, что ты не ифрит.

– Ифриты любят чеснок? Ты что, у них спрашивал?

– Ифриты любят всё, что воняет, – деловито пояснил Альтаир.

Брови Зафиры приподнялись.

– Получается, ты признаёшь, что он ужасно пахнет, но всё равно его хочешь?

– Я ем пищу, а не нюхаю. Всё дело во вкусе. Правда, Одна из Девяти?

Кифа кивнула, как будто разговор имел чрезвычайную важность. Зафира отвернулась с деланым отвращением. Беньямин прислонился к стене, опираясь на неё ногой и держа в руке книгу в кожаном переплёте. Только сафи мог найти время для чтения на Шарре. Потрескивание огня окутало тишину, и через мгновение Альтаир продолжил список того, чем бы он полакомился, если бы был в Крепости Султана.

– Есть один десерт, ради которого я убил бы любого из вас в мгновение ока. Тесто с сыром, пропитанное сиропом и…

– Я знаю, что такое кнафе. Западные деревни Деменхура, может быть, и бедные, но лакомства у нас отменные, как у султана, – сказала Зафира.

– О, отлично. А я уже решил, что ты предпочла одиночество, – ухмыльнулся Альтаир.

Зафира бросила в него камешком.

– Не знаю, убила ли бы я за лакомство, но, полагаю, варвары делают именно так.

– Ты ранила меня, Охотница. – Генерал издевательски прижал ладонь к широкой груди. Затем нахмурился и потёр руку в том месте, куда попал камень.

Зафира знала, что не должна с ним разговаривать. Она знала, что он хитёр и будет медленно выуживать из неё информацию. Но как только Альтаир открывал рот, начиная дразнящие и беспечные разговоры, Зафиру тянуло к нему. Темнота отступала, и его обаятельные ухмылки снимали тяжесть с её груди.

Он напоминал ей Ясмин.

Зафира начинала забывать, что он ей не друг. Все они не были её «бандой». Они были временными союзниками, не более того.

Зафира подозревала, что именно поведение Альтаира заставляло принца держаться с ним рядом. Несмотря на ворчание и холодное безразличие, Насир, вероятно, терпел насмешки Альтаира не потому, что ничего не мог с ними поделать, а потому, что жаждал их.

В тысячный раз за этот день Зафира усомнилась в решении спасти принца от ифрита. Что он сделал взамен? Кивнул?

«А чего ты ждала? Поцелуя?»

Он сидел на упавшей колонне чуть поодаль от Альтаира, погружённый в какие-то мрачные мысли. В мерцающем свете Зафира едва различила его силуэт, однако блеск его глаз, скользящих по спутникам, оставался достаточно ясным. Зафира, поймав на себе взгляд, ощутила какое-то странное чувство, промелькнувшее в ответ где-то под кожей.

В памяти вспыхнул тот миг, когда она победила его в утренней схватке. Его тело под её телом, без барьера в виде плаща между ними. Его губы, почти прикоснувшиеся к её коже. Его бездонные глаза, тёмные и понимающие. То, как он застыл и как участилось его дыхание. Что-то переломилось в её груди.

Он убийца.

И она начала об этом забывать.

Насир наблюдал за всеобщей радостью. У них было всего три зайца – скудная пища для пятерых голодных людей. И всё же они ели и болтали так, будто наслаждались грандиозным пиршеством. Будто в густой тьме не затаилась смерть.

Насир, забрав свою крестьянскую долю мяса, отошёл от небольшого костра и уселся в тени, в то время как банда Беньямина глотала каждое слово Альтаира. Генерал начал с еды, но вскоре переключился на другие рассказы: о путешествиях, которые он совершил; о достопримечательностях, которые видел; о сражениях, которые выиграл. Он дразнил их, восхищал их.

Хашашин смотрел, как Охотница смеялась над историями Альтаира, как смягчались резкие черты её лица. Он смотрел, как взгляд генерала опускался на её губы и следил за изгибом её улыбки. Интересно, что чувствовал Альтаир, зная, что он был первым, кто вызвал искреннюю улыбку на суровом лице Охотницы после смерти её спутника?

Она превратила себя в холодный мрамор, и Насир не хотел, чтобы она разбилась.

Зафира погрузилась в собственные мысли, и взгляд её скользнул вверх. Он блуждал по каменным плитам, пока не нашёл его. Насир вспомнил мягкость её тела. Вспомнил, что Охотница смотрела ему в глаза, как не смотрел больше никто, кроме Альтаира, и обезоруживала его, как никто до неё. Бесстрашно. Легко. Как будто под всеми смертями и чудовищными деяниями, которые он совершил, он был всего лишь плотью и костью – человеком, не более того.

Уже много лет никто не смотрел на него как на человека.

Он отвернулся, несмотря на возникшее между ними пламя. Зачем она искала его? Сожалела ли о решении спасти ему жизнь?

Неважно. Пускай веселятся. Достаточно скоро он вернётся к своей задаче и убьёт их.

Но голос прошелестел над ухом. Тот самый голос, что заставил его поколебаться, когда он направил скимитар на Альтаира.

Лжец, говорил он.

* * *

После ужина Зафира повернулась к Беньямину, но стоило ей открыть рот, как сафи поднял руку, призывая к молчанию, и придвинул свой дурацкий красный коврик поближе. Альтаир растянулся на своей дорожной постели, с обычным бесстыдством скрестив под головой обнажённые руки.