Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми - Тайный адвокат

это доказать. Перекладывание бремени доказывания на ответчика часто требует, чтобы он доказал положение, построенное на отрицании, что обычно невозможно. Именно поэтому тирада детектива-инспектора Грима в начале этого раздела такая смешная. Идея о том, что кто-то, особенно когда он сталкивается с обвинениями в совершении преступления, должен доказать, что он чего-то не делал, оскорбляет как наше врожденное чувство справедливости, так и банальный здравый смысл.

Что касается столь высокого стандарта доказывания – по сравнению со стандартом, применяемым в гражданских судах, где истец должен доказать свою правоту только «по принципу большей вероятности», т. е. так, чтобы суд счел его версию более вероятной, чем нет (51 процент на 49 процентов, если вам будет угодно), – то причина такой строгости кроется в особой природе уголовного наказания. Последствия уголовного приговора – от пятна на вашей репутации до потери свободы – очень серьезны и меняют жизни. Конечно, в гражданских делах часто поднимаются вопросы огромной важности, и они могут тоже приводить к очень серьезным последствиям – потере денег, потере жилья, потере работы, потере ребенка – однако приговор по уголовному делу может включать в себя все это и гораздо большее.

И если бы вы стояли в зале суда, обвиняемые в преступлении, которого, по вашим словам, не совершали, и вас судили бы двенадцать незнакомцев, не знающих о вас ничего, кроме того, что им сказали в суде, вам бы хотелось, чтобы эти двенадцать человек были уверены – а не просто подозревали, были почти убеждены или думали, что это скорее так, чем нет, – прежде чем они вернутся и вынесут вердикт из одного слова, который разрушит всю вашу жизнь.

Многочисленные дела в уголовных судах основаны на противоречащих друг другу показаниях двух людей. Еще больше дел связано с оспариванием доказательств, идентифицирующих личность преступника, что всегда чревато. Сколько раз вы были уверены, что увидели на улице знакомого, однако при вашей следующей встрече выяснялось, что вы ошиблись? Риски, связанные с вынесением обвинительных приговоров, когда присяжные вполне уверены, что свидетель убежден в правильности своих показаний, говорят сами за себя. Неподтвержденные показания одного свидетеля, как и показания, идентифицирующие личность, могут стать (и часто становятся) основанием для вынесения обвинительного приговора, однако они должны быть настолько убедительными, чтобы суд мог быть уверен в отсутствии самой возможности ошибки.

В уголовном процессе также существует дисбаланс сил между прокурором и обвиняемым. Ресурсы государства намного превышают ресурсы отдельного человека. Государство может задействовать полицию, насчитывающую более 120 000 сотрудников, имеющих как возможности, так и юридические полномочия для обыска, изъятия, ареста, задержания, допроса и криминалистической экспертизы в ходе расследования. Обвиняемому с его адвокатом нет смысла даже пытаться соревноваться с властями в сборе доказательств[104]. Когда мы возлагаем бремя доказывания какого-то утверждения на сторону, имеющую гораздо больше возможностей для проведения расследования и получения всех относящихся к делу доказательств, тем самым мы придерживаемся фундаментальных стандартов справедливости. Если подозреваемый совершил уголовное преступление, государство должно, используя все свои силы и ресурсы, иметь возможность доказать это максимально убедительно.

Именно поэтому, когда в уголовном деле возникают сомнения, мы разрешаем их в пользу обвиняемого. Даже если это означает, что неизбежно ряд виновных по факту людей окажутся в выигрыше и будут признаны невиновными, мы предпочитаем это как меньшее из зол. Эта идея лежит в основе формулировки Блэкстоуна о том, что лучше пусть десять виновных выйдут на свободу, чем пострадает один невиновный (возможно, эта формулировка не так хорошо известна, как я предполагал, учитывая «возмущение», которое выразила газета Daily Mail после того, как Клифф Ричард процитировал ее в передаче Loose Women на ITV в 2018 году) (13).

К сожалению, бремя и высокие стандарты для вынесения обвинительного приговора часто влекут за собой не самые приятные последствия.

Это может сделать судебный процесс особенно ужасным для жертв преступлений. Мы часто слышим жалобы от групп потерпевших по поводу того, что истцы в уголовном процессе чувствуют себя так, словно это их «отдали под суд» (14) или будто их заставляют «доказывать, что они не врут» (15). Все потому, что, по сути, так оно и есть. В уголовном процессе государство должно доказать истинность и точность своих обвинений. Если обвинения государства основаны на показаниях свидетеля, государство должно доказать, что свидетель говорит правду и не ошибается, и убедить суд в отсутствии факторов, которые бы подрывали доверие к показаниям свидетеля. Это неизбежно.

Стандарт доказывания может укусить еще сильнее. Из-за него виновные по факту люди могут быть оправданы. Это означает, что во многих случаях жертвы будут покидать систему уголовного правосудия с чувством обиды и несправедливости, осознавая, что имеющихся доказательств недостаточно, чтобы доказать то, что, как они точно знают, произошло – нечто ужасное и противозаконное, за что они заслуживают правосудия.

Существует очевидный риск того, что юристы, рассуждающие о важности своих заветных принципов, в лучшем случае окажутся в академическом пузыре, оторванными от реальной жизни пострадавших, а в худшем – бессердечными и безразличными. Мы считаем гораздо более вероятным, чем нет, что этот человек убил вашего ребенка, но в соответствии с нашими первостепенными принципами мы позволим ему остаться безнаказанным. Да, мы признаем, что все улики указывают на то, что ваше заявление об изнасиловании полностью соответствует действительности, но нам не хватило крохотной доли уверенности, поэтому, боюсь, правосудия для вас не будет. Пожалуйста, не забудьте заполнить форму о расходах свидетелей – мы не хотим, чтобы вы упустили возможность получить компенсацию за оплату парковки.

За десять лет своей практики я повидал немало истцов, измученных перекрестным допросом и ошарашенных вердиктами, которые никак не отражали пережитые ими ужасы. Я знаю о побочной жестокости стандарта доказывания от тех, кому довелось из-за него натерпеться. О том, как он порой становится препятствием для правосудия, а не его гарантом. Жертвы так никогда и не узнают, почему присяжные, посовещавшись в своей тайной комнате, решили именно так распорядиться их судьбой.

Более того, несмотря на то, что я считаю, что Блэкстоун в целом прав, я бы никогда не стал утверждать, что из этого следует, будто боль жертвы, которой отказано в правосудии, стоит лишь десятой части боли несправедливо осужденного обвиняемого. Выступая на стороне обвинения, я ежедневно вижу, как сильно государственная печать обвинительного приговора помогает истцам и их семьям поставить точку в случившемся и какое разрушающее действие наносит слово «невиновен», вырвавшееся из уст председателя присяжных.

Я думаю, что лучший способ объяснить это состоит в том, что, хотя официальное заключение, подтверждающее факт совершения преступления, и приговор, соответствующий тяжести