Чума теней - Вадим Калашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы говорите загадочно, друг мой.
– Беда таких, как Ловило, в том, что они слишком надеются на то, что спланировано, и теряются, когда жизнь вносит коррективы. Даже с первой женитьбой судьба всё сделала за него, он не приложил усилий.
– Так что же нам делать?
– Использовать всё, что посылает небо, которому противна фальшивая набожность Золотого Бочонка… Госпожа, скоро вас ждёт небольшой сюрприз.
Мать-герцогиня недоуменно посмотрела на Солбара. Рыцарь спрятал улыбку в бороду.
– Ты, верно, хочешь основать новую школу политической игры. Но не лучше ли, когда ставки так высоки, не экспериментировать, а полагаться на старые испытанные методы. Например, пополнять свою половину доски за счёт фигур, которые играют на стороне соперника или пока соблюдают нейтралитет. Хотя бы Воин Чести. Это очень сильная фигура. И Безжалостный по его ведомству.
Рыцарь сжал зубы и закрыл глаза.
– Не поминайте при мне о нём.
– Солбар, друг мой. Да, у вас были неприятные моменты в прошлом, но в политике необходимо уметь забывать обиды.
– Нет, моя госпожа, нет. Во-первых, Воин Чести всё равно ничего не знает о Безжалостном; Гуллейн сейчас озабочен больше личными проблемами. Даже расследование скинул какому-то тюфяку, настоящему книжному червю – о, как он меня утомил сегодня дурацкими вопросами и заумным видом! Во-вторых, такое не забывается – он просто изуродовал вашего преданного рыцаря. Раньше я был Франт, теперь, купчишка прав, никто не зовёт меня иначе чем Полщеки. А в-третьих… есть конфиденциальные сведения… что Воин Чести – фигура отработанная, скоро совсем исчезнет с доски. Больше ничего не спрашивайте, боюсь спугнуть удачу.
Поняв, что больше ничего интересного не узнает, Найрус убрал ухо от отверстий, через которые подслушивал, и покинул комнату слуг. Возница вывел его тем же путём, каким привёл.
– Скажите, господин хороший, в замке же слуг прямо пруд пруди. Как вы догадались, что именно я вам помогу? Как вообще поняли, что есть в замке такое местечко, где всё слышно?
– А ты зачем интересуешься?
– Да вот… – возница замялся. – Думаю, не колдун ли вы какой. Помогать колдуну – душу губить.
Найрус вздохнул. Что ж, в книгах о расследователях положено объяснять обывателю логику рассуждений, почему в жизни должно быть иначе?
– Элементарно, друг. У тебя рваная рана на скуле – у рыцаря Солбара погнулась шпора. Простая связь. Я подошёл к тебе без формы, под личиной продавца мыла для госпожи. Ты должен был меня посылать не куда подальше, а к старшему лакею, это в его ведении. А тебе-то, вознице, откуда знать, какое мыло использует матушка? Почему она с тобой этим делится? Ты ей, прости, сват, любовник, банщик?
– А… эээ… я мог слышать разговор в карете.
– В карете такое женщины не обсуждают. Да и видел я твою карету. Не особо там что-то подслушаешь. Думаешь, человек с моим образованием не увидит звукопоглощающие материалы?
– Я мог дружить…
– Не смеши. Видел я, как он на тебя смотрел. Какие вы друзья со старшим лакеем!
Возница почесал голову.
– Вы только не подумайте ничего плохого. Я не за ней следить хотел, а за её горничной.
– Больше ты ничего такого не слышал?
– Нет, как на духу признаюсь. И вообще они редко в кабинете с господином Полщеки говорят. Больше всё в парке, в саду… Увы. Рад бы утопить по самые уши Солбара, да не в чем.
Возница смущённо кашлянул. Затем отхлебнул от фляги со спиртным, немного подумал и спросил:
– Слушайте, а если вы будете под грехи Солбара и госпожи копать, а в итоге и на простого человека что-то найдёте. Вы же не осудите простого человека строго? Мы, люди из народа, что прикажут, то и делаем.
Найрус подумал, надавить на возницу или нет, и решил, что не стоит.
– Не бойся, мне не нужны твои грехи. Я рою яму только господину рыцарю. И нарыл уже достаточно, чтобы он ответил за твою обиду… а также за тюфяка и книжного червя! – Найрус поглядел на горизонт, туда, где виднелась Башня Смертников. – Эх, господа бойцы, рыцари-шмыцари, фехтовальщики всех мастей, не надо, не надо недооценивать господ книжников. Особенно лишённых щепетильности Воина Чести. Возница, будешь другом? Поможешь ещё в одной затее?
– Смотря что. Не из душегубительных дел?
– Губить ты там будешь только печень. В общем, тебе надо пройтись на мои деньги по кабакам и всем собутыльникам рассказывать истории про людей, которые детей похищают. Колдуны и подонки. Ходят они с плащами, что темны с одной стороны и слепят, как солнце, с другой, оружие их переливается сотней теней. Всем говорят они, что одну болезнь искореняют, а на деле детей – детей крадут. Постоянно носят с собой мел.
– Господин хороший, так ежели такие душегубцы и правда в столицу нагрянули, там, может, листки повесить, приметы дать?
– Мне лучше знать. Ну что, пойдёшь по кабакам или другого искать?
– Зачем другого? Не надо другого.
Расставшись с возницей, Найрус потёр руки.
– Нет в мире эффективнее оружия, чем удачно пущенные слухи. Ну, дорогие охотнички, обещаю, что земля запылает под ногами у вас в этом городе.
Возле таверны, где он утром «допрашивал» Солбара, – во дворце герцогини или в своём замке принимать стражника, Франт решил, будет много чести, – дотошного новичка ночной стражи уже поджидали. Плохо замаскированные под пьяное простолюдье четыре однощитных рыцаря из знамени Солбара. Профессор узнал их, несмотря на грязь на лицах и одежду ремесленников. Именно они сопровождали Франта до таверны и обратно во дворец.
Из оружия только дубины – убивать не собираются, а так, проучить.
– Э, мужик, добавь на выпивку?
– Не ломайте комедию, прихвостни Полщеки. Говорите сразу, зачем я нужен.
Профессор добавил пару фраз на Древнейшем, которых, это было видно по лицам, никто не понял.
Мгновенное разоблачение несколько сбавило гонор у посланников злого рыцаря.
– Ну… просто… ты задаёшь много вопросов… Время достойного человека тратишь напрасно.
– Существуют десятки физических концепций времени. Но если смотреть на время как на философскую категорию, то оно не может быть твоим или моим, оно всегда общее. Кстати, именно поэтому ростовщичество – грех, а банковское дело – химера. Величина процента по долгу зависит от срока, следовательно, банки и ростовщики продают время, которое по своей природе не может принадлежать никому.
Трое рыцарей застыли, силясь переваривать то, что услышали. Четвёртый, совсем юноша, лет двадцати, не больше, сделал шаг к профессору и взял его за ворот форменной ливреи.
– Слушай, ты, старичок, думаешь, здесь самый умный? А какую лекцию прочтёшь, когда я отхожу тебя дубинкой по спине?