Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг

— Ну, разумеется! — всхлипнула Мисси. — Бедный Луис! БеднаяРейчел!..

И тут вдруг он почувствовал, угадал, что она скажет следом.Как он боялся этих неизбежных, неотвратимых слов. Точно пули из револьверакрупного калибра, они сразят его наповал. И что расстрел этот ему придетсявыдерживать полтора часа, целую вечность! А потом еще на дневной церемонии, хотяк тому времени утренние раны все еще будут кровоточить.

— …Слава Богу, он не мучился! Быстрая смерть, и то утешение!

ДА УЖ, БЫСТРАЯ, КУДА БЫСТРЕЙ. Луису так и хотелосьбезжалостно выплюнуть ей в лицо гневные слова, обдать ее, словно ледянымибрызгами, колючими словами правды. ДА УЖ, БЫСТРАЯ. ПОТОМУ-ТО ГРОБ И ЗАКРЫТ.ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ МЫ С РЕЙЧЕЛ РАТОВАЛИ ЗА ТО, ЧТОБЫ РАЗОДЕВАТЬ ПОКОЙНИКОВ КАКМАНЕКЕНЫ В УНИВЕРМАГАХ, ЧТОБЫ НАКРАШИВАТЬ И РУМЯНИТЬ УСОПШИХ, С ГЕЙДЖЕМ НИЧЕГОБЫ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ. ДА, МИССИ, ДОРОГАЯ, СМЕРТЬ ЕМУ ВЫПАЛА БЫСТРАЯ: ВЫСКОЧИЛ НАДОРОГУ — РАЗ! — И ПОД МАШИНОЙ. ЕГО ПРОВОЛОКЛО МЕТРОВ СТО, ДО ДОМА РИНГЕРОВ. ТАКЧТО, ДАЙ БОГ, ЕСЛИ ОН УМЕР СРАЗУ ОТ УДАРА. Я БЕЖАЛ ЗА НИМ СО ВСЕХ НОГ И ВСЕЗВАЛ, ЗВАЛ. НЕУЖТО ДУМАЛ, ЧТО ОН ЖИВ? ЭТО Я-ТО — ВРАЧ! МЕТРОВ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬПОДОБРАЛ ЕГО БОТИНОК. МЕТРОВ ЧЕРЕЗ СОРОК ГРУЗОВИК СЪЕХАЛ НА ОБОЧИНУ, ВЫВАЛИВПРЯМО К АМБАРУ РИНГЕРОВ БОЛЬШОЙ ЯЩИК, ИЗ ОКРЕСТНЫХ ДОМОВ ВЫСЫПАЛИ ЛЮДИ. А Я ВСЕБЕЖАЛ И ЗВАЛ СЫНА, МИССИ. ПОДОБРАЛ ЕГО СВИТЕР, ВЕСЬ ВЫВЕРНУТЫЙ, ПЕРЕКРУЧЕННЫЙ, ЕЩЕМЕТРОВ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ — ДРУГОЙ БОТИНОК, НУ, А ТАМ УЖЕ Я НАШЕЛ И САМОГО ГЕЙДЖА.

Все перед глазами вдруг посерело, подернулось радужнойпленкой, как голубиное крыло и… померкло. Он вцепился в острый край подставки иудержался на ногах.

— Луис, вам нехорошо? — донеслось воркование Мисси.

— Луис? — Голос ближе, тревожнее.

Пелена спала, все вокруг прояснилось.

— Луис, вам плохо?

— Нет, нет. — Он даже улыбнулся. — Все в порядке, Мисси.

Она расписалась за себя и за мужа круглым, старомоднымпочерком, даже адрес не забыла. Потом подняла взгляд на Луиса и тотчаспотупилась, словно чувствовала себя виноватой за то, что жила подле злосчастнойдороги.

— Мужайтесь, — прошептала она.

Ее муж пожал Луису руку, что-то промычал — острый, какнаконечник стрелы, кадык заходил вверх-вниз — и поспешил за женой к гробу,изготовленному в городе Сторивилль, в штате Огайо, где Гейджу так и не довелосьпобывать и где его не знала ни одна душа.

За четой Дандридж цепочкой потянулись и другие. Луиспринимал рукопожатия, объятия, слезы соболезнования. Воротничок рубашки и плечопиджака промокли насквозь. Запах цветов пронизал всю комнату, смешавшись сособым запахом смерти. Его Луис помнил с детства — тяжелый, приторный запахпохоронных цветов.

Луиса утешали: слава Богу, что Гейдж не страдал — он слышалэто 35 раз, неисповедимы пути Господни, на все воля Его — 25 раз; сейчас Гейджприобщился сонму Ангелов, и за него можно радоваться — эти слова ему довелосьвыслушать 12 раз.

Странное дело. Вместо того, чтобы с каждым разом все большеи больше отрешаться от банальностей (так, часто слыша собственное имя,перестаешь соотносить его с собой), Луис чувствовал, как все глубже и больнеевгрызаются они в душу, режут по живому. И когда перед ним появились теща стестем — никуда не денешься! — он уже чувствовал себя как загнанная лошадь.

Да, похоже, Рейчел права: старик Гольдман сильно сдал.Сколько ему? Пятьдесят восемь или пятьдесят девять? Сегодня можно дать всесемьдесят. Неподвижное, точно высеченное из камня лицо — вид нелепый, ни дать,ни взять израильский премьер Менахем Бегин, такая же лысина, такие жебутылочного цвета очки. Рейчел говорила, что, приехав к родителям на ДеньБлагодарения, ужаснулась: до чего ж постарел отец! Но Луис тем не менее неожидал встретить старика в столь удручающем виде. Может, в День Благодарения они выглядел лучше, ведь одного из любимых внуков он потерял только сейчас.

Рядом с ним стояла Дора. Лицо ее скрывалось под двойным, ато и тройным слоем траурной вуали. Волосы, как заведено у великосветскихамериканских старушек, подкрашены голубым. Она держалась за мужнину руку. Подвуалью (единственное, что приметил Луис) поблескивали слезы.

И вдруг сразу все прошлые обиды отошли. Луис понял, что нетаит больше зла на этих стариков, ибо зло — слишком тяжелая ноша. А может,наслушавшись малоискренних соболезнований, он наконец увидел горе, соразмерноесвоему?

— Спасибо вам, Ирвин, спасибо, Дора, — тихо проговорил он. —Спасибо, что приехали.

Он неуклюже повел руками: то ли хотел поздороваться сИрвином, то ли обнять обоих. Почувствовал, как на глаза навернулись слезы —впервые за все утро. Мелькнула дикая мысль: неужто сейчас наступит примирение,доставшееся столь дорогой ценой. Как в сентиментальных девичьих книжках, гделишь смерть героя рушит вражду, и на ее руинах взрастают новые чувства, не впример его извечной тупой, ноющей боли.

Дора потянулась было к зятю — видимо, тоже обнять его. Идаже пробормотала: «Ох, Луис…», но тут муж одернул ее. Никто, пожалуй, необратил внимания на короткое замешательство всей троицы (разве чтораспорядитель, он неприметно стоял в дальнем углу. Луису подумалось, что дядяКарл непременно бы все заметил). Луис так и застыл с полупростертыми руками, аИрвин с Дорой стояли вытянувшись, как фигурки брачующихся под венцом насвадебном торте.

Тесть в отличие от тещи не уронил и слезинки. В глазах егогорела ненависть (МОЖЕТ, ОН ДУМАЕТ, ЭТО Я УБИЛ ГЕЙДЖА, ЧТОБЫ ЕМУ ДОСАДИТЬ? —подумал Луис). Старик смерил зятя уничижительным взглядом: ты, мразь, малотого, что украл дочь, еще и вверг ее в страшное горе. Но быстро перевел взглядна гроб и лишь тогда чуть смягчился.

Луис все же предпринял последнюю попытку.

— Ирвин. Дора. Нам нужно быть вместе… чтобы… чтобы пережитьтакое.

— Луис… — начала было снова Дора, причем голос у нее ДОБРЫЙ,отметил Луис. Но Ирвин, видимо, подтолкнул жену, и они оказались за спинойЛуиса. Не глядя по сторонам (и тем более не оборачиваясь на зятя), они подошлик гробу, и Ирвин извлек из пиджачного кармана маленькую черную ермолку.

ВЫ НЕ РАСПИСАЛИСЬ В КНИГЕ! — мысленно крикнул им вслед Луис,и вдруг на него накатила волна такого жгучего злорадства, что лицо дернуласудорога.

Наконец утренняя церемония кончилась. Луис позвонил домой.Трубку поднял Джад, спросил, как все прошло. Нормально, ответил Луис и попросилк телефону Стива.

— Если Рейчел будет в состоянии подобающе одеться, я,пожалуй, отпущу ее на дневное прощание, — сказал тот. — Вы, Луис, согласны?

— Согласен.

— Как вы сами-то, Лу? Только не надо бодрячества,договорились?