Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

Говоря об отношении писателей к церкви в связи с проблемами фашизма и поведения людей в условиях тоталитарной системы, нельзя не вспомнить знаменитую драму Рольфа Хоххута «Наместник», разоблачавшую конкордат, уступки Гитлеру со стороны клерикальной верхушки и воспевавшую мужество рядового священнослужителя: отец Рикардо действовал в чрезвычайной ситуации между жизнью и смертью, жертвуя собой по велению сердца и совести.

Роман «Рыжая» (1960, 1972) в отличие от «Занзибара» вызвал полярные оценки критики – от восторженных до разносных. Вольфганг Кёппен оценил его как «роман мирового уровня». Известный критик Марсель Райх-Раницкий назвал слабым, противопоставив «талантливому «Занзибару». Однако при всем несходстве критических мнений, этот роман оказался самым высокотиражным и самым читаемым из произведений Андерша. Он был переведен почти на все европейские языки, издан в США и Японии, а его киноверсия пользовалась немалым успехом. В этом романе Андерш обращается к проблеме «непреодоленного прошлого», присоединяясь к мощному многоголосию западногерманской литературы тех лет. Осмысление трагического национального опыта сплавляется в новом романе с критическим анализом социального и нравственного климата западногерманского общества 1950-х годов. Остродраматический напряженный сюжет, да еще и с детективным элементом, объединяет несколько сюжетных линий. Это контрапунктивно звучащие темы двух основных персонажей – молодой немки Франциски, совершающей своеобразное дезертирство из благополучного западногерманского бытия в неизвестность итальянских будней; и бывшего революционера, партизана и подпольщика Фабио, ныне музыканта, ведущего «островное существование» в Венеции. Франциска бежит от ненавистного ей мира «владельцев чековых книжек». Она спасается бегством из страны «лживого порядка и лживой чистоты».

Посторонний, «аутсайдер» – излюбленная фигура литературы ФРГ послевоенных десятилетий. Вспомнить хотя бы Бёлля, персонажи которого всегда оказываются «вне строя», не хотят и не могут приспосабливаться, осуществляют самодеятельную программу «непричастности». В годы фашизма они своим неучастием протестуют против бесчеловечности Третьего рейха, в годы экономического процветания Федеративной республики оказываются нонконформистами, чувствуют себя чужими. Заметим попутно, что в 1950-е годы целый ряд писателей покидает ФРГ (документом, подтверждающим тогдашнее настроение литераторов, стала книга «Я не живу в Федеративной республике», вышедшая в том же 1960 году, что и «Рыжая»). В послевоенные десятилетия писатели особенно восприимчивы к тому, «куда идет Федеративная республика» (не случайно именно так назвал свою книгу Карл Ясперс). Критический расчет с фашистским прошлым и послевоенным настоящим становится главной темой этой литературы. Снова, как пишет критик Ганс Майер, «начинают одновременно болеть все раны: воспоминания о Третьем рейхе, о войне, о послевоенном периоде, о расколе страны. Снова все это вдруг становится актуальными темами литературы».

Обращается к этим темам и Андерш. В «Рыжей» прошлое оживает в фигурах гестаповского чиновника, «равнодушного убийцы» Крамера, укрывающегося от правосудия в Италии, и его жертвы, бывшего британского контрразведчика О`Мэлли. Во время войны он был заброшен в Германию, но гестапо быстро выследило его. В пыточных подвалах тайной полиции он столкнулся с Крамером, нацистским палачом, у которого за «маской жизни» скрывается «железная конструкция машины». Спустя годы они случайно сталкиваются в Италии. Бывший гестаповец располагает широкими международными связями, отлично ладит с квестурой и чувствует себя абсолютно безнаказанным. Этот мотив вызывает ассоциации с романом Вольфганга Кёппена «Смерть в Риме», где речь также идет о бывшем нацистском военном преступнике. Крамер принадлежит к категории чиновников-убийц, порожденных тоталитарной нацистской системой. Он и сам говорит о себе: «Я чиновник. Чиновник и фронтовик. Это было избавление, когда мы получили разрешение арестовывать евреев, коммунистов и демократов; когда наконец стало чисто в Германии. Я за чистоту, за ясность». В Италии он занимается шантажом, вербует сторонников, добывает средства для уцелевших единомышленников. Он эксперт разветвленной организации, переправляющей нацистских преступников в арабские страны.

Обращение к детективному сюжету, связанному с линией Крамер-О`Мэлли, имело, несомненно, свой резон: автор интеллигентной и интеллектуальной прозы, адресованной ограниченному кругу читателей, Андерш явно стремился расширить свою аудиторию, сделать ее более массовой, что и было достигнуто. А с другой стороны, разве не полна поистине детективных сюжетов сама реальность, в которой тайно, а то и открыто, действуют избежавшие возмездия военные преступники?

Мотив бегства, совмещения границы внешней и внутренней, связывает этот роман с большим романом «Винтерспельт», героиня которого на протяжении всех военных лет упорно стремится на Запад, к западным границам Германии, порывая с этой страной. Она рвется к границе, за которой живет и дышит свобода. Снова и снова совершает она свои безнадежные попытки, пока однажды ночью накануне Арденнского сражения не отправляется, наконец, в свой опасный путь по лесистым тропинкам Эйфеля.

Соединение напряженного сюжета с виртуозностью стиля (поэт Ганс Магнус Энценсбергер говорит о «головокружительной виртуозности» андершевской прозы) делает «Рыжую» привлекательным чтением для разных слоев читателей. В определенном смысле этот роман завершает первый этап, первую «половину игры» в творчестве писателя. 1960-е годы в ФРГ – время бурных политических событий. Борьба против чрезвычайных законов, против активизировавшихся неонацистских группировок, студенческое и молодежное движение, социальный кризис, спровоцированный закрытием шахт в Рурской области, активный протест против войны во Вьетнаме, вовлекший в антивоенные выступления разные слои общества, – вот лишь некоторые ключевые моменты политической жизни того времени.

В сфере культуры также идет интенсивный процесс политизации. Это годы активного размежевания умов, жесткой поляризации. В открытой публицистической и зашифрованной – в судьбе героя – форме, многие из этих проблем возникают в романе «Эфраим» (1967), в котором Андерш откликается на взволновавшие его события 1960-х годов. Отказавшись от прямого политического участия в этих событиях, он переносит их на страницы романа.

Один из критиков назвал этот роман «протоколом эпохи». Отзываясь о романе, многие критики говорили о мастерстве Андерша, его умении совмещать как исторические, так и языковые слои. Своим героем Андерш делает эмигранта. Его Эфраим в середине тридцатых годов подростком был отправлен родителями к родственнику в Англию, что и спасло ему жизнь. Родителей ему больше увидеть не удалось: как и у большинства европейских евреев, не успевших уехать за океан, судьба их оказалась трагической: они погибли в газовых камерах Освенцима. Эфраим же в 1939 году пошел добровольцем в британскую армию, а летом предпоследнего года войны он был отозван с фронта в Италии и откомандирован в специальную группу для ведения радиопередач на Германию.

На момент действия 44-летний Эфраим находится в Риме. Здесь, работая над романом, он обдумывает собственную биографию и решает для себя жизненно важные вопросы. Тема эмиграции, изгнания, бегства, занимающая столь важно место в романе, – часть того комплекса художественного расчета с прошлым, под знаком которого шло литературное развитие в ФРГ послевоенных десятилетий. Невозможно назвать немецкого писателя, который хоть в какой-то степени не коснулся этой болевой точки немецкой истории. Так или иначе каждый осуществлял свой индивидуальный расчет с прошлым, хотя об эмиграции как таковой писали прежде всего те, кто непосредственно пережил ее, к примеру Томас Манн или Бертольт Брехт. У Андерша Эфраим воспринимает свое «эмигрантство» не просто как некий гражданский статус, но и как определенное состояние души. Он всюду чужой: в Германии, из которой чудом спасся; в Англии, которая его спасла и приютила; в Италии, где много и подолгу живет; в Израиле, с которым не ощущает никакой внутренней связи. Он живет между прошлым и настоящим, между странами и городами (Берлин, Лондон, Рим). Соприкосновение эмигранта Эфраима с Германией отчасти сродни чувству, испытанному самим Андершем, когда он с вещевым мешком за спиной ступил на немецкую землю после американского лагеря для военнопленных. Ступив на родную землю, он «снова входил во время и пространство». Это вызывало страх: «Я боялся Германии. Время Германия, пространство Германия надвигались на меня, как темнота, как катастрофа, как хаос». Собственная родина воспринимается в этот момент «как угроза». Так же воспринимает Германию и герой романа «Эфраим».